Дипак Чопра - Почему Вселенная не может существовать без Бога?

Деннет в таких словах формулирует свою позицию: «Я задаю эти вопросы лишь во имя науки. И не претендую на то, чтобы получить ответы». В действительности его предубеждение против религии выпирает буквально отовсюду. Дайсон тоже говорит о том, что многие его друзья-ученые не чужды тех же предубеждений. Один его коллега, известный ученый, к которому Дайсон питает глубокое уважение, как-то сказал, что «религия – это детская болезнь, от которой мы понемногу оправляемся». А вот еще один пример: известный венгерский математик, страстный атеист, всегда, когда говорил о Боге, называл Его не иначе, как «ГФ» – аббревиатура, означающая «главный фашист».

«Он называл Бога “ГФ”, – пишет Дайсон, – поскольку в его воображении Бог представал фашистским диктатором вроде Муссолини, могущественным, жестоким, но тугодумом». Чтобы перехитрить диктаторов Италии, Германии и Венгрии, математик был вынужден постоянно переезжать из страны в страну. Их он перехитрил, а потом перехитрил и ГФа, ибо оказался интеллектуально более гибким и одаренным. Решая сложнейшие задачи из области высшей математики, он, по собственным словам, стал умнее Бога. Деннет и другие «всадники» тоже всячески упражняют свой гибкий ум, но затем сводят все свои усилия на нет неприкрытой личной враждебностью и нетерпимостью. (В видеофильме Деннет решительно заявляет: «В науке нет места тайнам».)

Дайсон делает такой ключевой вывод о несбалансированном подходе к религии, который присущ Деннету: «Нет ничего плохого в таких предубеждениях, если исходить из того, что они общепризнанны». Прозрение начинается с того момента, когда вы видите, что ваши чувства противоречат вашим мыслям и искажают их. Давайте на минуту оставим Бога в покое и поразмышляем. Мы все в процессе жизни создаем себе врагов, людей, не умеющих рассмотреть то хорошее, что заложено в нас, и фокусирующихся только на плохом. Ваш враг воображает, что вы обидели его или сделали что-то непростительное, хотя вы всего лишь отстаиваете идеи, религиозные или политические, которых он не приемлет. Ненависть сводит все в одну точку. Возможно, вы поступили в Гарвардскую богословскую школу, посвящаете всю свою жизнь богослужению и отдаете половину дохода на благотворительные цели. Но кого это волнует, раз вы врезались в мою машину и оставили в ней вмятину! Через фокусный окуляр своего видения, сводящий все в точку, враг видит только крошечную часть вас самих.

Но здесь – здесь разыгрывается генеральная стратегия. «Четыре всадника» маскируют свою нетерпимость, противопоставляя свои просветленные «я» всей массе обманутых верующих. В один из моментов Деннет декларативно заявляет, что верующие не должны сбрасывать со счета те ошибки, которые они, возможно, совершают, «как это делаем мы в нашей собственной жизни». (Протягивая руку за напитком, с зажатой в пальцах сигаретой, Хитченс при этих словах даже не смущается.) Мы быстро забываем об объективности, когда приходит время заставить людей усомниться в непогрешимости своей морали. Позволю себе привести пример. В своей книге «Разрушая чары» Деннет предает анафеме современных мусульман за то, что они не выступают против экстремистов в рамках своей веры. Это, несомненно, серьезная проблема. Он приводит в доказательство провокационное высказывание писателя и врача Стивена Вейнберга: «Хорошие люди будут совершать добрые дела, а плохие люди – недобрые. Но хорошие люди, совершающие недобрые дела, – это и есть цена религии».

Скорее уж цена науки, а не религии! Какое число нормальных миролюбивых ученых выступает против огромного ядерного арсенала Америки (или России, если ученые работают там) или против смертельных токсинов, содержащихся в воздухе и почве, когда миллиарды тратятся на разработку и создание химического и биологического оружия и технологию механизированной смерти, которая движет современными армиями? Получается двоякая мораль. Вернее, мораль ущемляется и с той, и с другой стороны. Дайсон, рассматривающий религию изнутри, то есть как сугубо личное переживание, заключает, что она сделала неизмеримо больше добра, чем зла. И добавляет вескости сказанному зрелым суждением: «Я пока не вижу способа свести дебет с кредитом или уравновесить чашу весов между злом и добром, между тем хорошими и тем плохим, что сделала религия, и с помощью какого-то непредвзятого процесса решить, чего больше». Воинствующий атеизм давно бы сошел на нет, если бы принял эту беспристрастную оценку.

Деннет относится к религии как к природному явлению; для него это некая форма биологического поведения, ничем не отличающаяся от борьбы неандертальца за самку или от собачьей преданности хозяину. Чтобы понять, как она действует, ее нужно подвергнуть объективному исследованию – вроде того, какому врач подвергает депрессию, изучая механизмы ее воздействия на человека, или туберкулез легких, изучая механизм его распространения в этих органах. Как только мы поставим диагноз, что именно движет религиозными людьми, мы сможем решить, что делать с их поведением и их странной привязанностью к Богу.

У Деннета, без сомнения, есть свои мотивы и причины заигрывать с обеими сторонами, то есть относиться к религии с неприкрытым любопытством и в то же время лично высмеивать все, с ней связанное. Он как биолог в поле, который раскапывает термитники, чтобы добыть нужные сведения, и в то же время испытывает отвращение к этим насекомым. Но эта стратегия слишком далека от человеческой природы. («Читая это, – прокомментировал один рецензент, – я чувствовал себя, словно я инопланетянин, представитель чуждого Земле вида».) Никакой научной загадки тут нет, и помещать под микроскоп тоже нечего. Духовность возникала во всех культурах во все времена по чисто человеческим соображениям, которые нам всем понятны, ибо стремление познать Бога, душу, внутренний мир, обрести исцеление и трансцендентную любовь в человеке всегда неистребимо. Дайсон приводит слова своей матери, которая относила себя к категории сомневающихся или скептически настроенных христиан: «Можно выбросить религию за дверь, но тогда она влезет обратно через окно».

Дайсон иллюстрирует истинность слов своей матери с помощью забавного и даже трогательного случая из российской действительности после падения коммунизма. Будучи в Москве, Дайсон с женой поехали на север, чтобы осмотреть художественные богатства, древние реликвии и росписи Сергиево-Посадского монастыря, который традиционно считается центром русской православной веры. При советской власти религия находилась под запретом почти семьдесят лет. К удивлению Дайсона, «молоденькая девушка-экскурсовод, которая показывала нам места и окрестности, почти ничего не сказала о древности зданий и художественных шедеврах, которыми мы должны были бы восхищаться. Вместо этого она битый час рассказывала о своей собственной вере и тех таинственных влияниях, которые якобы исходили от останков древних святых, погребенных в гробницах внутри церкви». Дайсона взволновало увиденное и услышанное. «После официального запрета на религию, длившегося в течение трех поколений, когда у власти стояло безбожное правительство, – сказал он, – из старых корней вновь стали пробиваться новые ростки веры».