Джидду Кришнамурти - Проблемы жизни

«Но я пришел сюда специально для того, чтобы выяснить, в чем заключается истинная цель жизни».

— Разрешите вам сказать, что вы как раз захвачены идеей, и она становится навязчивой. Это то, по отношению к чему необходимо постоянно быть настороже. Стремясь узнать истинную цель жизни, вы прочли многих философов, побывали у многих учителей. Одни из них говорят одно, иные — другое; а вы хотите знать истину. Но что же вы хотите — знать истину того, что они говорят, или истину ваших собственных исследований?

«На ваш вопрос, так прямо поставленный, я затрудняюсь дать ответ. Существуют люди, которые изучили и пережили больше, чем я; с моей стороны было бы абсурдным отбросить то, о чем они говорят и что может помочь мне раскрыть значение жизни. Но каждый из них говорит, основываясь на своем опыте и понимании, и они часто противоречат друг другу. Марксисты говорят одно, а последователи религий — совсем другое. Прошу вас помочь мне найти истину во всем этом».

— Это не легко — видеть ложное как ложное, видеть истинное в ложном и истинное как истинное. Для того чтобы иметь ясное понимание, вы должны быть свободны от желания, так как желание искажает и обусловливает ум. Вы так полны горячего желания найти истинное значение жизни, что ваше рвение становится препятствием на пути понимания ваших собственных поисков. Вы хотите знать истину того, о чем вы читали, о чем говорили ваши учителя, не так ли?

«Да, совершенно верно».

— Для этого вам надо быть в состоянии выяснить для самого себя, что истинно во всех этих утверждениях. Ваш ум должен быть способным смотреть прямо; если он этого не сможет сделать, он потеряется в джунглях идей, мнений и верований. Если ваш ум не обладает способностью увидеть то, что является истинным, вы уподобляетесь гонимому ветром листку. Вот почему важны не выводы и утверждения других, кто бы они ни были, а важно самому иметь внутреннее проникновение в то, что является истинным. Разве не это — самое существенное?

«Я думаю, да. Но каким образом мне обрести этот дар?»

— Понимание — это не дар, уготовленный для немногих; оно приходит к тем, кто серьезно ищет самопознания. Сравнительная оценка разных мнений не приводит к пониманию; сравнение — это одна из форм ухода от основной задачи, точно так же, как суждение есть бегство от понимания. Для того чтобы проявилась истина, ум должен быть свободен от сравнений и оценок. Когда ум сравнивает, оценивает, он не бывает спокоен, он загружен, занят. Занятый ум не способен к ясному и простому пониманию.

«Не означает ли это, что я должен откинуть все ценности, которые накопил, и все знания, которые собрал?»

— Не должен ли ум для раскрытия истины быть свободным? Приносят ли свободу знания, информация, выводы и опыт, как собственные, так и принадлежащие другим, весь обширный, накопленный годами груз памяти? Существует ли свобода, если остается цензор, который судит, обвиняет, сравнивает? Ум никогда не бывает тихим, если он постоянно приобретает и рассчитывает; а не должен ли ум быть безмолвным для того, чтобы проявилась истина?

«Я понимаю это. Но не требуете ли вы слишком многого от простого и несведущего ума вроде моего?»

— Разве ум ваш — простой и несведущий? Если бы вы в действительности были таким, было бы чудесно приступить к истинному исследованию; но, к сожалению, вы не такой. Мудрость и истина приходят к тому, кто чистосердечно говорит: «я не знаю, я несведущ». Простые, невинные, а не те, кто обременен знаниями, увидят свет, ибо они обладают смирением.

«Я хочу только одного: знать истинную цель жизни, а вы обрушиваете на меня целую кучу понятий, которые выше моего понимания. Можете ли вы сказать простыми словами, в чем истинное назначение жизни?»

— Сэр, для того, чтобы пойти далеко, вы должны начать с того, что совсем близко от вас... Вы хотите неизмеримого, но не видите того, что рядом с вами. Вы хотите знать смысл жизни. Жизнь не имеет ни начала, ни конца; она есть и смерть, и жизнь; она — зеленый листок, и увядший, гонимый ветром лист; она — любовь и ее безмерная красота; она — скорбь одиночества и блаженство уединения. Ее нельзя измерить, ум не в состоянии ее раскрыть.

На скале, нагретой палящими лучами солнца, женщины из соседней деревни разбрасывали неободранный рис, который хранился в амбаре. Они подносили большие пучки риса к плоской, с небольшим уклоном скале, а пара быков, привязанных к дереву, ходила по зерну, освобождая его от шелухи. Долина лежала вдали от городов; огромные тамариндовые деревья давали глубокую тень. Через долину до деревни и далее шла пыльная дорога. По склонам бродил рогатый скот и бесчисленные козы. Рисовые поля были покрыты водой, а белые птицы лениво перелетали с одного поля на другое; они казались бесстрашными, но на самом деле, были пугливыми и никого к себе не подпускали. Манговые деревья начинали цвести, а чистые, струящиеся воды реки создавали радостный шум. Здесь было хорошо; но, тем не менее, великая бедность висела над землей наподобие чумы. Добровольная бедность — это одно, а вынужденная нищета — совсем другое. Жители деревни были бедны и страдали от болезней; и хотя совсем недавно здесь появился медицинский участок и пункт распределения пищи, ущерб, нанесенный столетиями лишений, невозможно было стереть в течение нескольких лет. Голод — это проблема не одной общины или одной страны. Это проблема всего мира.

С заходом солнца с востока подул мягкий бриз, и с гор пришла бодрость. Эти возвышенности были достаточно высоки, чтобы давать воздуху мягкую прохладу, столь отличную от того, что бывает на равнинах. Звезды, казалось, висели совсем близко около гор; изредка слышался кашель леопарда. В этот вечер свет позади темнеющих гор придавал еще большее значение и красоту всему, что окружало одинокого путника. Когда этот одинокий путник присел на мост, деревенские жители, которые проходили мимо по дороге домой, внезапно прекратили разговор и возобновили его лишь тогда, когда скрылись в темноте. Видения, которые ум может вызвать в своем воображении, пусты и тривиальны; но если ум ничего не создает из своих собственных материалов, — памяти и времени, — приходит то, что не имеет имени.

Повозка, запряженная волами, с зажженным фонарем, поднималась по дороге; каждая частица железного обода медленно соприкасалась с затвердевшей почвой. Возница спал, но волы знали дорогу домой; они прошли мимо, и вскоре их поглотила тьма. Теперь наступила особенно интенсивная тишина. Вечерняя звезда стояла над горой, но вскоре и она скрылась из виду. Где-то вдали кричала сова; вокруг вас кипела неугомонная деятельность: мир ночных насекомых ожил и засуетился; однако все это не нарушало безмолвия. Оно все удерживало в себе: звезды, одинокую сову, мириады насекомых. Если к нему прислушивались, вы его теряли; но если вы сами были этим безмолвием — оно радушно вас принимало. Тот, кто наблюдает, следит, никогда не может быть этим безмолвием: он глядит со стороны, но не находится в нем. Наблюдающий только переживает, он никогда не является переживанием, тем, что он наблюдает.