Джидду Кришнамурти - Проблемы жизни

Искать самоосуществления означает призывать разочарование. Не существует осуществления личности; происходит лишь усиление личности в связи с обладанием тем, чего она домогается. Обладание на любом уровне заставляет личность чувствовать себя могущественной, богатой, деятельной, и это ощущение называется самоосуществлением; но, подобно другим чувствам, оно быстро увядает, и его сменяет какое-либо новое чувство, которое дает удовлетворение. Мы все хорошо знакомы с этим процессом перестановок и замен; это игра, которой большинство из нас вполне удовлетворено. Существуют, однако, люди, которые жаждут более длительного удовлетворения, такого, которое продолжалось бы в течение всей жизни; а, найдя его, они надеются, что никогда более не будут в смятении. Тем не менее, остается постоянное, бессознательное опасение, что и это равновесие будет нарушено, и поэтому возникают тонкие формы сопротивления, за ширмой которых ум ищет убежище; и так страх смерти становится неизбежным. Самоосуществление и страх смерти — это две стороны одного процесса: усиления личности. В действительности, самоосуществление — это отождествление с чем-либо — с детьми, с собственностью, с идеями. Дети и собственность — это, пожалуй, связано с риском, зато идеи дают значительно большую уверенность и безопасность. Слова, которые есть идеи и воспоминания, с их чувствами, становятся важными, а самоосуществление или полнота становятся тогда словом.

Нет никакого самоосуществления, есть лишь самопродление, которое сопровождается постоянно возрастающими конфликтами, антагонизмами и страданиями. Искать длительного удовлетворения на любом уровне нашего бытия означает вызывать смятение и скорбь, так как удовлетворение никогда не бывает вечным. Вы можете помнить опыт, который доставил вам удовлетворение, но опыт уже мертв, остается только память о нем. Эта память не имеет жизни сама по себе; жизненность придается ей благодаря нашему неадекватному ответу на настоящее. Вы живете, будучи мертвыми, как это делает большинство из нас. Непонимание путей личности ведет к иллюзии; стоит вам попасть в сети иллюзии, как необычайно трудно будет пробиться сквозь нее. Нелегко осознать иллюзорность, ибо ум, создав ее, уже не может ее осознать. К ней надо подойти косвенно, путем отрицания. До тех пор пока нет понимания путей желания, неизбежна иллюзия. Понимание приходит не через тренировку воли, но лишь тогда, когда ум безмолвен. Ум не может быть сделан спокойным, ибо тот, кто его успокаивает, сам является продуктом ума, желания. Необходимо осознать без выбора весь процесс в целом; лишь тогда имеется возможность не питать иллюзий. Иллюзия приносит удовлетворение, а потому мы к ней привязываемся. Иллюзия может приносить и страдание, но само это страдание обнаруживает нашу неполноту и толкает нас к полному отождествлению с иллюзией. Иллюзия имеет огромное значение в нашей жизни; она помогает скрыть то, что есть , не внешне, а внутренне. Игнорирование того, что есть внутренне, ведет к неправильному пониманию того, что есть внешне, а это влечет за собой разложение и страдания. Скрывать то, что есть , заставляет нас страх. Страх никогда не может быть преодолен действием воли, так как воля есть результат сопротивления. Только через пассивное, но в то же время бдительное, живое осознание приходит свобода от страха.

Он весьма усердно занимался чтением, и хотя был беден, он смотрел на себя как на богатого знаниями, и это создавало для него некоторый источник счастья. Много часов он проводил с книгами и немало времени с самим собой. Жена его умерла, двое детей находились у родных; он был, пожалуй, рад пребывать вне суеты обычных отношений с людьми, добавил он. Он как-то странно был удовлетворен собой, независим и обладал спокойной уверенностью в своих высказываниях. Он рассказал, что ему пришлось пройти длинный путь для того, чтобы изучить проблему медитации, а в особенности, чтобы раскрыть значение некоторых древних песнопений и фраз, постоянное повторение которых весьма способствует успокоению ума. В самих словах также заключена определенная магия; их надо произносить точно и правильно петь. Эти слова пришли из глубокой древности; сама красота слов, с их ритмической модуляцией, создает атмосферу, благоприятную для сосредоточения. После этого он запел. У него был приятный голос, чувствовалась зрелость звуков, рожденная любовью к словам и к их смыслу. Он пел уже много лет, легко и с благоговением. В тот момент, когда он запел все остальное для него перестало существовать.

С другого конца поля доносились звуки флейты; они шли с перерывами, но тон был ясный и чистый. Флейтист сидел в густой тени большого дерева, а сзади него на большом расстоянии виднелись горы. Пение и звуки флейты, казалось, встречались вместе и исчезали с тем, чтобы начаться вновь. Мимо пронеслись шумливые попугаи, и снова слышны были звуки флейты и глубокое, мощное песнопение. Было раннее утро, и солнце начало подниматься над деревьями. Люди шли из деревень в город, разговаривая и смеясь. Флейта и пение продолжались, и некоторые из проходивших остановились послушать; они сели на дорогу, увлеченные красотой пения и великолепием утра; свистки проходившего вдали поезда не нарушали красоты и великолепия; напротив, казалось, что все звуки соединились и наполнили землю. Даже громкие крики вороны не вносили дисгармонии.

Как мы увлекаемся звуками слов, и насколько важное значение для нас приобрели слова: «родина», «Бог», «священник», «демократия», «революция». Мы живем словами и находим наслаждение в тех чувствах, которые они вызывают; и именно эти чувства стали особенно важными. Слова дают удовлетворение, так как их звуки оживляют забытые чувства; удовлетворение ими становится еще большим, когда слова подменяют настоящее, то, что есть . Мы стараемся заполнить нашу внутреннюю пустоту словами, звуками, шумом, деятельностью; музыка и пение — это счастливый способ бегства от самого себя, от собственного убожества и скуки. Слова наполняют наши библиотеки; а как нескончаемо мы разговариваем! Мы едва ли можем отважиться обойтись без книг, остаться незанятыми, быть в одиночестве. Когда мы остаемся одни, наш ум продолжает оставаться беспокойным, блуждая повсюду, заботясь, вспоминая, борясь; поэтому мы никогда не пребываем в уединении, а наш ум никогда не остается в безмолвии.

Конечно, ум можно успокоить повторением слов , пением, молитвой. Уму можно дать наркотики, заставить его заснуть; его можно привести в сонное состояние добровольно или насильственно, причем в этом состоянии могут быть и сновидения. Но ум, который стал безмолвным благодаря дисциплине, ритуалам, повторению слов, никогда не может быть бдительным, восприимчивым, свободным. Такой способ воздействия на ум посредством дубинки, в тонкой или грубой форме, не есть медитация. Приятно петь, и доставляет радость слушать того, кто умеет хорошо петь; но чувство живет лишь в последующем чувстве, и чувство ведет к иллюзии. Большинству из нас нравится жить иллюзиями, и мы находим удовольствие в поисках все более глубоких и всеохватывающих иллюзий; но страх потерять наши иллюзии заставляет нас отрицать или скрывать реальное, действительное. Дело не в том, что мы неспособны понимать настоящее; но, отбрасывая настоящее и цепляясь за иллюзий, мы преисполняемся страха. Все более и более глубокое погружение в иллюзию — это совсем не медитация; медитация — не украшение клетки, в которой мы пребываем. Осознание без какого-либо выбора путей ума, этого творца иллюзии, — вот начало медитации.