Карлос Кастанеда - Учения дона Хуана: Знание индейцев Яки

— Как? Разве есть способ избежать боли?

— Да, способ есть.

— Это что, заклинание, процедура или еще что?

— Это способ подхода к вещам. Например, когда я учился знанию о «траве дьявола», я был слишком жаден к получению знания. Я хватался за вещи, как дети хватаются за сладости. «Трава дьявола» есть лишь один путь из миллиона. Поэтому ты всегда должен помнить, что путь — это только путь. Если ты чувствуешь, что тебе не следовало бы идти по нему, то не должен оставаться на нем ни при каких обстоятельствах. Для того, чтобы иметь такую ясность, ты должен вести дисциплинированную жизнь. Лишь в том случае ты будешь знать, что любой путь — это всего лишь путь и что нет абсолютно никакой преграды ни для тебя самого, ни для других, чтобы бросить его, если именно это велит тебе сделать твое сердце. Но твое решение остаться на этом пути или бросить его должно быть свободно от страха и стремлений. Я предупреждаю тебя об этом. Смотри на любой путь вплотную и решительно. Испытай его, столько раз, сколько найдешь нужным. Затем спроси себя, и только себя одного. Этот вопрос таков, что лишь очень старые люди задают его себе.

Мой учитель сказал мне о нем однажды, когда я был молод, но моя кровь была слишком горяча для того, чтобы понять его. Теперь я это понимаю. Я скажу тебе, что это такое: имеет ли этот путь сердце?

— Все пути одинаковы: они ведут в никуда. Это пути, ведущие человека через кусты или в кусты. Я могу сказать, что в своей жизни я прошел длинные-длинные дороги. Но я не нахожусь где-либо. Вопрос моего учителя имеет теперь смысл. Имеет ли этот путь сердце? Если он его имеет, то этот путь хороший. Если он его не имеет, то толку от этого пути нет. Оба пути ведут в никуда, но один имеет сердце, а другой — нет. Один путь делает путешествие по нему приятным столько, сколько ты по нему идешь, ты с ним одно целое. Другой путь заставит тебя проклинать свою жизнь. Один путь делает тебя сильным, другой ослабляет тебя.

21 апреля 1963 года

Во вторник, днем, 16 апреля, мы с доном Хуаном отправились в холмы, где росло его растение дурмана. Он попросил меня оставить его там одного и подождать в машине. Он вернулся через три часа, неся сверток, завернутый в красную тряпку.

Когда мы поехали назад к его дому, он показал на сверток и сказал, что это его последний дар мне.

Я спросил, не собирается ли он бросить учить меня дальше.

Он сказал, что имеет в виду тот факт, что у меня есть теперь полностью зрелое растение и мне не понадобится его растение.

В конце дня мы сидели в комнате. Он принес хорошо выделанную ступку и пестик. Чаша ступки была примерно 15 см в диаметре. Он развернул большой узел, полный свертков маленького размера, выбрал два из них и положил их на соломенную циновку рядом со мной; затем он добавил к ним еще четыре свертка такого же размера из узла, который он принес домой. Он сказал, что это семена и что я должен растереть их в мелкий порошок. Он развернул первый узел и высыпал часть содержимого в каменную ступку. Семена были сухие, круглые и похожи на желтую карамель по окраске.

Я начал работать пестиком; через некоторое время он поправил меня, сказав, что надо сначала упереть пестик с одной стороны ступки, а затем вести его через дно и вверх по другой стороне. Я спросил, что он собирается делать с порошком. Он не захотел об этом разговаривать.

Первая порция семян оказалась очень твердой. У меня ушло часа четыре на то, чтобы их растереть. Мою спину ломило из-за положения, в котором я сидел. Я лег и собирался тут же уснуть, но дон Хуан открыл следующий мешок и положил часть его содержимого в ступку. Эти семена были слегка темнее, чем в первый раз, и были слипшимися вместе. Остальное содержимое мешка напоминало порошок из маленьких круглых гранул.

Я хотел что-нибудь поесть, но дон Хуан сказал, что если я хочу учиться, то я должен следовать правилу. А правило таково, что я могу попить лишь немного воды, узнавая секреты второй порции.

Третий мешочек содержал горсть живых черных семенных жучков или червячков. И в последнем мешочке были свежие белые семена, мягкие, почти как каша, но волокнистые и трудно поддающиеся растиранию в тонкую пасту, как он требовал от меня.

После того, как я кончил растирать содержимое четырех мешков, дон Хуан, отмерив две чашки зеленоватой воды, вылил ее в глиняный горшок и поставил горшок на огонь. Когда вода закипела, он добавил первую порцию растертых семян. Он помешивал в горшке длинным острым куском дерева или кости, которые он принес в своем кожаном мешке. Как только вода снова закипела, он добавил одну за другой остальные субстанции, следуя той самой процедуре. Затем он добавил еще одну чашку зеленоватой воды и дал смеси париться на малом огне.

Затем он сказал мне, что пришло время раздробить корень. Он осторожно извлек длинный кусок корня дурмана из мешка, который он принес домой. Корень был примерно 40 см длиной. Он был толстый, около 3.5 см в диаметре. Он сказал, что это вторая порция. И вновь он отмерил вторую порцию сам, так как это был все еще его корень. Он сказал, что в следующий раз, когда я буду испытывать «траву дьявола», я должен буду отмерить корень сам.

Он пододвинул ко мне большую ступку, и я начал дробить корень тем же самым способом, которым он раздавливал первую порцию. Он руководил моими действиями в том же порядке, и опять мы оставили раздавленный корень вымачиваться в воде, выставленной на ночной воздух.

К тому времени кипящая смесь в глиняном горшке загустела. Дон Хуан снял горшок с огня, положил его в сетку и подвесил его к потолку в середине комнаты.

Примерно в 8 часов утра 17 апреля, дон Хуан и я начали, как в прошлый раз, «отмывать» экстракт корня водой. Был ясный солнечный день, и дон Хуан истолковал хорошую погоду, как признак того, что «траве дьявола» я нравлюсь.

Он сказал, что рядом со мной может только вспоминать, какой плохой была погода для него.

Процедура «отмывания» экстракта корня была той же самой, которую я наблюдал при приготовлении первой порции. В конце дня, после того, как верхняя вода была слита в восьмой раз, оставалась ложка желтоватой субстанции на дне чаши.

Мы вернулись в его комнату, где еще оставались два мешочка, которые он не трогал. Он открыл один из них, засунул в него руку и другой рукой обернул края мешочка вокруг запястья. Он, казалось, держал что-то, судя по тому, как двигалась его рука внутри мешка. Внезапно, быстрым движением он стянул мешок с руки, как перчатку, вывернул его и поднес свою руку вплотную к моему лицу. Он держал ящерицу. Ее голова была в нескольких дюймах от моих глаз. Было что-то странное со ртом у ящерицы. Я глядел на нее секунду, а затем невольно отшатнулся. Рот ящерицы был зашит грубыми стежками. Дон Хуан велел мне держать ящерицу в левой руке. Я схватил ее. Она извивалась вокруг моей ладони. Я почувствовал тошноту. Мои руки начали потеть.