Дмитрий Неведимов - Религия Денег или Лекарство от Рыночной Экономики

При таком раздвоении сознания большинство людей сознательно или бессознательно выберут первичное — материальное и отбросят идеологию. Небольшая часть людей отбросит материальное и выберет духовное. Те же, кто попытается совместить, будут вечно несчастными и психически нестабильными.

Более того, примат производства ещё и порождает суеверный страх перед производительными силами [536], которые якобы управляют миром. Он парализует волю и способность человека развивать эти самые производительные силы.

Вместо того чтобы относиться к производству как к полностью подвластному человеку инструменту, начинается преклонение перед производительными силами. Появляется боязнь «прогневать» их, поступить неправильно. Боязнь нарушить некие мифические пропорции их развития, никому не известные, но смутно указанные в произведениях классиков, которые непонятно как трактовать. Чем больше люди думают о том, как их развивать, тем больше неуверенности в их действиях. Возникает целый сакральный культ производительных сил.

В этом смысле слепая погоня за прибылью имеет большое преимущество. Производство рассматривается исключительно как второстепенный инструмент. Нет никаких предрассудков и суеверий, чтобы заставить работать производство и подчинить природу.

Полуголодное и разутое общество 1920-40-х годов, все силы которого были направлены на выживание, было великим, потому что презрело то, чего у него не было, и жило идеями.

Сытое и богатеющее общество 1960-1980-х годов становилось всё более обывательским, потому что поставило своей целью то, что у него и так было — материальное потребление.

Почему в 1960-е годы были поставлены сугубо материальные цели? Как иногда спрашивают, почему Сталин не подготовил себе смену?

Где в 1950-1960-е было найти коммуниста, который бы закончил духовную семинарию?

С начала индустриализации года прошло двадцать пять лет жизни на непрерывном военном положении, в условиях постоянного и предельного напряжения сил, в условиях горячей и холодной войны. Гонка по развитию физической науки и техники и армейская организация общества были не желанием, но единственно возможным способом выживания. Эти условия отнюдь не способствовали отбору в руководство философов, как и развитию вольнодумства в обществе в целом [537].

Советское руководство состояло из глубоких технарей и производственников или из военных. Их сознание было практичным, трудолюбивым, работоспособным, смекалистым. Но оно не было ни возвышенным, ни духовным, ни философским [538].

У великой страны может быть только духовный руководитель.

В 1960-е победили физики и товарники, что стало началом конца. Советский Союз разучался мечтать.

При том железном щите, который был построен вокруг социализма, несмотря на все усилия внешних и внутренних врагов, они не могли серьёзно подорвать советское общество. Разрушение произошло изнутри , из-за внутренней противоречивости философии марксизма и из-за неспособности жрецов философии адаптировать её к изменившемуся обществу.

Всего за 40 лет Советской власти СССР достиг почти всего, о чём мечтали предыдущие поколения. Он отчаянно нуждался в новых мечтах. Но в силу догматичности, приземлённости и отсутствия фантазии у руководства, были просто взяты чужие мечты, мечты Запада.

В 1930-1940-е годы мир хотел быть похожим на СССР, и он во многом стал похожим на социализм. В 1960-е годы СССР захотел быть похожим на Запад.

В 1920-1940-е годы Советский Союз оценивал Запад, и оценивал весьма критически. В 1950-1960-е годы он начал оценивать себя глазами Запада, он захотел понравиться Западу.

Пойдя за чужими целями, общество не могло не начать меняться в противоположную самому себе сторону.

хрущёвым был выдвинут лозунг «догнать и перегнать» Запад как по объёмам производства, так и по подушному потреблению населения.

При такой постановке вопроса противостояние с капитализмом из вопроса кто прав , стало вопросом кто первый , кто здесь более сильный, кто здесь главный [539].

Поскольку были взяты цели капитализма, то коммунистическая идеология из сути Советского Союза становилась просто прикрытием неудач в гонке за этими целями. Постепенно идеология стала восприниматься и как тормоз на пути к этим целям.

Более того, если дело только в том, кто первый, кто больше потребит, то социализм с его относительно командными методами и наказанием за тунеядство, начинает действительно казаться худшей и менее свободной альтернативой обществу потребления.

хрущёв получил в наследство мощнейшую машину народного хозяйства, построенную по чертежам Маркса и Ленина, внимательно отлаженную в течение четверти века Сталиным, и прошедшую критические испытания войной. От хрущёва требовалось как минимум поддерживать эту машину в хорошем состоянии и умело направлять её. Вместо этого он начал дёргать за все рычажки, которые он нашёл в кабине управления. Куда ехать, он не имел ни малейшего понятия. Тогда хрущёв решил погонять на этой машине на перегонки с Западом, чем, вместе со своими последователями, просто загнал и разломал её.

хрущёв начал делать из России колонию Запада. Великая страна становилась колонией не военной силой, но колонией сознания. Потеря независимости страны началась с потери независимости её самосознания, с потери представления о своём будущем как о своём будущем. О будущем, которое не зависит от Запада, которое принадлежит самой стране, и которое можно придумывать самим. Наши цели, наши мечты стали плебейски подчиняться вихляниям Запада.

К сожалению, такой подход довольно логично вытекал из представлений исторического материализма о смене формаций и о развитии материальных производительных сил как о единственном пути развития человечества.

Из силы, освобождающей и раскрепощающей сознание людей, каким был исторический материализм во время революции и вплоть до 1950-х годов, он стал превращаться в силу, подавляющую мечты и фантазии, в силу, загоняющую сознание в тупик бессмысленных самоограничений и предрассудков.

Была провозглашена возрастающая роль науки в целом и математики в частности, роль научной организации труда. Числа, естественные науки, эти миры каббалистов, стали всё активнее вытеснять из сознания духовные понятия. Они переставали быть средством защиты от врага или средством улучшения жизни, а становились самоцелью.

Чем больше в школьном и в институтском образовании и в ежедневной жизни было цифр, чем больше было математики и науки, тем сильнее становился взгляд людей на мир через цифры и символы, тем быстрее они катились в религию денег.