ЛУИ ПОВЕЛЬ - УТРО МАГОВ

Если вспомнить, что Бьюкенен писал эти строки в 1910 г., если вспомнить о потрясениях, пережитых после этого миром, и о движениях, охвативших ныне Китай, Африку, Индию, то можно спросить себя: не имеет ли место в самом деле активизация одного или несколько «энергетических центров»? Такое предположение может показаться романтическим лишь поверхностным наблюдателям, т.е. историкам, находящимся во власти заблуждения, именуемого «объяснением посредством фактов», заблуждения, которое в конечном счете является лишь способом эти факты отбирать.

В другой части этой работы мы опишем энергетический центр, который потерпел крушение, но только после того, как погрузил мир в огонь и кровь – это фашистский центр. Невозможно сомневаться в существовании коммунистического энергетического центра, невозможно сомневаться в его необычайной действенности. «Ничто в мире не может противостоять объединенным усилиям достаточно большого числа организованных умов».

То, что у нас есть тайное общество, – это школьная мысль. Вам кажутся банальными в сущности поразительные факты. Чтобы понять окружающий мир, нам потребуется раскопать, освежить, наполнить новой энергией идею тайного общества для более глубокого изучения прошлого, открыв точку зрения, откуда было бы видно движение истории, с которой мы связаны.

После смерти Сталина западные политические эксперты никак не могли прийти к единому мнению относительно личности того, кто же теперь в действительности будет править Советским Союзом. В тот момент, когда эти эксперты окончательно уверили нас, что это – Берия, стало известно, что его только что казнили. Никто не сможет назвать по имени подлинных хозяев страны, под неусыпным оком которой миллиард населения и половина обитаемых территорий земного шара…

В марте 1953 г. я впервые встретил настоящего алхимика. Это было в кафе «Прокоп», которое в то время переживался очередной недолгий расцвет своей популярности. Поскольку я в то время писал книгу о Гурджиеве, один известный поэт устроил мне это знакомство, и впоследствии я не раз встречался с этим человеком, не проникая, однако, в его тайны.

У меня было примитивное представление об алхимии и алхимиках, почерпнутое из популярных изданий, и я был далек от мысли, что алхимики все еще существуют. Человек, сидевший напротив меня за столом Вольтера, был молод, элегантен. Он прошел солидный курс классического образования, за которым последовало изучение химии. В то время он зарабатывал на жизнь, подвизаясь в области коммерции, и часто посещал артистов, равно как и некоторых светских людей.

Я не веду дневник, но в некоторых важных случаях порой записываю свои наблюдения или ощущения. В эту ночь, возвратившись домой, я записал следующее: "Сколько ему может быть лет? По его словам – тридцать пять. Вряд ли. Светлые волосы, вьющиеся, остриженные как парик. Многочисленные морщины на розовом полном лице. Жестикуляция крайне скупа: медленная, размеренная, точная; улыбка спокойная и насмешливая. Смеющиеся глаза, но с каким-то отрешенным выражением. Все говорит о том, что он гораздо старше. В его словах ни одного слабого места, уклончивость, неотразимая находчивость. За этим приветливым лицом без возраста – сфинкс. Непонятно кто. И это не только мое личное впечатление. А.Б., который видит его почти каждый день много недель, говорит мне, что никогда, ни на секунду, не заметил в нем хоть какой-либо пристрастности. В Гурджиеве его не устраивает следующее: "1. Тот, кто чувствует в себе дар учительства, не живет одной лишь своей доктриной и не доходит до последних пределов сверхусилия. 2. В школе Гурджиева ученик, убедившись в собственном ничтожестве, лишается возможности обрести ту энергию, без которой он не в состоянии стать истинным существом. Эту энергию, эту волю к победе и воле, как говорит Гурджиев, ученик должен найти в себе, только в себе самом. Но эта идея достаточно сомнительна и, как правило, не способна привести ни к чему, кроме отчаяния. Такая энергия существует вне человека, и ее нужно воспринять. Католик, глотающий облатку, – это пример ритуального восприятия такой энергии. Но если нет веры? Если нет веры, нужен огонь – вот и вся алхимия. Настоящий огонь. Материальный огонь. Все начинается, все происходит путем контакта с материей.

3. Гурджиев жил не один – он был всегда окружен другими, всегда в обществе последователей. «Есть путь в одиночестве, есть реки в пустыне». Но нет ни пути, ни рек в том, кто растворился в других".

Я задаю вопросы об алхимии, которые должны показаться ему беспримерной глупостью. Но он спокойно отвечает:

– Ничего, кроме материи, ничего, кроме контакта с материей, работы с материей, работы руками. На этом он очень настаивает:

– Вы любите работу в саду? Вот хорошее начало – алхимию можно сравнить с работой в саду.

– А рыбу вы любите ловить? Алхимия имеет что-то общее с рыбной ловлей. Женская работа и детская игра.

Алхимии обучить невозможно. Все великие литературные произведения, пережившие века, носят в себе часть этого учения. Они созданы взрослыми людьми – по-настоящему взрослыми, которые обращались к детям, уважая, однако, законы сознания взрослых. Нет великих произведений без «принципов». Но знание этих принципов и сам путь, ведущий к этому знанию, должны оставаться скрытыми. Тем не менее для исследователей первой ступени существует задача взаимопомощи.

Ближе к полуночи я спросил его о Фулканелли (автор «Тайны соборов и обителей философии»), и он дал мне понять, что Фулканелли не умер:

– Можно жить, – сказал он мне, – бесконечно дольше, чем это доступно воображению человека непрозревшего. И можно полностью изменить свой вид, я это знаю. Мои глаза знают. Я знаю также, что философский камень – реальность. Но речь идет об ином состоянии материи, чем то, которое нам известно. Оно позволяет, как и все другие состояния, произвести измерения. Средства обработки и измерения просты и не требуют сложной аппаратуры: женская работа и детская игра… Он добавил:

– Терпение, надежда, труд. И каков бы ни был труд, его никогда не бывает достаточно.

Надежда: в алхимии надежда основана на уверенности в том, что существует цель. Я никогда бы не осмелился на то, на что осмелился, – сказал он, – если бы мне не доказали ясно, что эта цель существует и что ее можно достигнуть в этой жизни".

Такой была моя первая встреча с алхимией. Если бы я приобщился к ней с помощью волшебных книг, то думаю, что недалеко бы ушел: недостаток времени, недостаток вкуса и литературной эрудиции. И недостаток призвания тоже – того призвания, которое увлекает алхимика, когда он еще не осознает себя алхимиком, в тот миг, когда он впервые раскрывает старинный трактат. Мое же призвание – не в том, чтобы делать, а в том, чтобы понимать. Не осуществлять, но видеть. Я убежден, что, как говорит мой старый друг Андре Бийи, «понимать – так же прекрасно, как петь», даже если понимание только кратковременно. В Рэдингской тюрьме Оскар Уайльд обнаружил, что невнимательность – смертный грех, и что высшая степень согласованности внимания показывает совершенную согласованность между всеми событиями жизни, но в более широком плане – совершенную согласованность между всеми элементами и движениями всего живого, всеобщую гармонию. И он восклицает: «Все, что понято, хорошо». Из всех известных мне изречений это самое прекрасное.