Бенджамен Хофф - ДЭ Пятачка

На этом страж границы повернулся и пошёл прочь.

Яо бросился за ним.

— Подождите! — воскликнул он. — Позвольте спросить…

— Прекрати! — ответил ему страж границы.

— Эта история, — сказал я, — показывает, что понимали даосы, когда говорили: «Обретение и утрата суть одно и то же». Они имели в виду, что не следует страшиться чего-либо. Не делайте ни из чего Большую Проблему, просто принимайте вещи такими, какими они вам предстают. Вселенная знает, что делает. Потому не развивайте своё эго и ничего не бойтесь.

— Ох, — сказал Пятачок. — Я, кажется, понял.

— Уходишь? — спросил я.

— Да, — сказал Пятачок. — Мне нужно ещё поработать над песней.

— Сова, — сказал Пух, — я кое-что придумал.

— Ты Сообразительный и Полезный Медведь, — сказал Сова.

Названный умный и полезным, Пух ощутил гордость и скромно пояснил, что именно он только что, так уж случилось, придумал.

— Сова, нужен длинный шнурок. Берёшь и привязываешь один его конец к Пятачку, а с другим концом в клюве подлетишь к своему почтовому ящику, проденешь свой конец шнурка через проволоку и вернёшь его сюда, к нам. Мы с тобой потихоньку тянем за этот конец, а Пятачок вместе с другим концом медленно поднимется вверх. Вот и всё.

Да, и всё. Если, как заметила Сова, шнурок, как бывает, не порвётся…

— Он не порвётся, — успокаивающе прошептал Пух Пятачку, — потому что ты Маленький Зверёк, а я буду стоять внизу. А если ты спасёшь нас, это будет Великая Поступок, о котором потом долго будут помнить, и я, может, сочиню об этом Песню, и люди будут говорить: «Это настоящий Великий Поступок, что Пух сочинил Хвалебную Песню о поступке Пятачка».

От этих слов Пятачок почувствовал себя куда лучше, и когда всё было готово и он обнаружил себя медленно поднимающимся к потолку, он был так горд, что наверняка завопил бы: «Эй, посмотрите на меня!», если бы не боялся, что Пух и Сова, залюбовавшись на него, тут же отпустят свой конец шнурка.

— Поехали! — бодро сказал Пух.

— Подъем происходит согласно намеченному плану, — ободряюще сказала Сова.

И скоро всё было закончено. Пятачок открыл почтовый ящик и забрался внутрь.

Там, развязавшись, он стал протискиваться в прорезь, через которую раньше, когда входные двери были ещё настоящими входными дверьми, в ящик проскальзывали совершенно не-пред-ви-ден-ны-е для Совы письма, подписанные почему-то САВА.

Пятачок выдыхал воздух, сжимался и протискивался, пока, наконец, каким-то последним, по-настоящему нечеловеческим усилием вдруг не оказался снаружи.

Это была их Победа. Так и приходят Помощь и Спасение. Приходят, чтоб показать…

— Это снова я, — сказал Пятачок.

— Ну и? Ещё один куплет, не так ли?

— Да. И припев.

— Даже и припев? Прекрасно, давай послушаем!

— Гораздо лучше, — сказал я. — Совсем другое дело. Просто замечательно, Пятачок. Во всех отношениях.

— Спасибо, — сказал Пятачок, оказавшийся вдруг куда более розовым, чем обычно.

— Ага, а вот Иа и Сова. Пошли — сегодня мы отпразднуем Храбрый Поступок Пятачка! Я заказал стол в Шести Соснах. Мы зайдём к Кенге за остальными, а потом…

— Будет пирог? — с надеждой спросил Пух.

— Да, я полагаю, это входит в меню. Медовый пирог.

— С розовой, хм… розовой глазурью?

— Да. И ещё будет Хлеб с Отрубями, и… Что это мы заболтались? Давай, Пятачок, не отставай.

— Давай, поторапливайся, — сказал Пух. — И заодно — давай оставшуюся часть своей песни.

— Ага, даю…

Они отыскали подходящую верёвку и спустили вниз стулья, картины и вещи Совы из её рухнувшего старого домика для переезда в новый. Кенга суетилась внизу, увязывая всё это в узлы и, нет-нет, да и окликая Сову: «Ну зачем тебе это старое посудное полотенце?» или «Тебе ведь не нужен этот коврик, он же весь дырявый?», на что Сова с негодованием отзывалась: «Нужно, всё нужно! Коврик только кажется дырявым, а на самом деле это вопрос грамотной расстановки мебели, а посудное полотенце вовсе не посудное, потому что это моя шаль». Ру время от времени исчезал и возвращался по верёвке с какой-нибудь очередной вещью, что очень нервировало Кенгу, потому что за Ру и так не уследишь, а тут ещё это… В конце концов она не выдержала и сообщила Сове, что этот дом — был не дом, а просто Тихий Ужас: мусор, грязь и сырость, потому ничего странного, что всё это в конце концов рухнуло вместе с деревом. Вот, полюбуйтесь, пожалуйста, хотя бы на эту гроздь поганок, растущих прямо из стены! А Сова, поглядев вниз с недоумением, потому что ни разу не замечала у себя в гостиной грибов, издала короткий саркастический смех, и пояснила, что это было её губкой и что, хорошенькое дело, дожились, раз некоторые совершенно не способны отличить обычную губку для ванной от лесных или садово-огородных растений. «Скажешь тоже!» — отозвалась на это Кенга, а взявшийся откуда-то Ру тут же заверещал: «Я хочу посмотреть на губку Совы! Хочу посмотреть!… Ой, вот это? О, Сова! Сова, это не губка, это какая-то гопка! Знаешь, что такое гопка, Сова? Это когда губка становится вся…» и обескураженная Кенга быстро его перебила: «Ру, дорогой!». Очень быстро, потому что не пристало в подобном тоне разговаривать с теми, кто знаком с правописанием такого трудного слова, как СУББОТА.

По-моему, этот рухнувший домик Совы что-то нам напоминает… Что-то очень и очень знакомое. Давайте окинем его взглядом, как если бы он всё еще был в целости и сохранности? Возможно, это поможет нам что-то понять. Всмотримся повнимательнее… Вот он, возвышаясь на дереве, свысока взирает на всё его окружающее так, будто все силы естественного мира собрались, чтобы повергнуть его наземь. И постепенно он приходит в упадок, поскольку его владельцу, занятому какими-то своими совиными-важными делами, не до ухода за собственным жилищем. И вот этот домик… О, да — вот что он нам напоминает: нашу собственную цивилизацию. Неужели и она разрушится, рухнет, подобно домику Совы? На кончике языке вертится вопрос: «Интересно, что её ожидает?» Не будем его задавать, потому что ответ известен.

Временами испытываешь растерянность и мистический ужас от того, насколько повторяется история. Конфуцианцы, ревностные служители Бога Войны, последователи идеологии «Нам Нет Равных», некогда подвергнутые критике со стороны Лао-цзы и других древних даосов, кажется, вновь вернулись, лишь переодевшись в новые одежды, чтоб снова взять всё в свои руки. Читая в «Даодэцзине» описание общества того времени, испытываешь странное ощущение, что всё это писалось буквально вчера. Так вновь и вновь, невзирая на всю свою древность, даосизм оказывается современным. Возможно, нам вновь пригодятся и его рекомендации.