Внутренний СССР - Вера и Мера

Если смотреть на эти слова С.Д.Сазонова с точки зрения хозяев британской “акулы” (империализма) — тех закулисных глобально политических деятелей, кому была необходима битва германского “носорога” и русского “слона” за сохранение своей надгосударственной глобальной власти, то они — официальное заявление министра иностранных дел России о готовности принять вместе с войной и революцию, долженствующую стать началом построения “нового мирового порядка” по марксистско-троцкистским шаблонам адаптации ветхозаветной доктрины к новым общественно-экономическим условиям (в производстве стала доминировать техногенная энергия, а не биогенная как до начала XIX века); они — официальное заявление царского правительства о своем отказе от политического курса П.А.Столыпина:

Невзирая ни на что, мирное сосуществование России со всеми государствами, если нет прямого нападения на Россию; и так до завершения внутренних социально-экономических реформ.

Король Карл, как и С.Д.Сазонов, также не хотел войны. Спустя несколько дней, чтобы предостеречь Вену от глупостей, король Карл, передал дословно мнение С.Д.Сазонова, принимая в Бухаресте Австро-Венгерского посланники графа Чернина, а тот немедленно известил об этом эпизоде свое правительство.

С.Д.Сазонов, не покинул Румынию 1 июня вместе с Николаем II на борту императорской яхты, а задержался в Румынии для переговоров с её премьер-министром Братьяно. Они поехали в Синаю — летнюю резиденцию румынской королевской семьи в Карпатах — неподалеку от границы с Австро-Венгрией.

В те годы часть Трансильвании, с преимущественно румынским населением, входила в состав Австро-Венгрии. О поездке в Синаю С.Д.Сазонов сообщает:

«… Братьяно, желая дать мне более точное понятие о красотах карпатского пейзажа с его великолепными лесами, довез меня до какой-то местности, название которой я забыл, лежащей на самой границе. После минутной остановки наш автомобиль, к немому удивлению гонведной стражи, быстро переехал пограничную черту, и мы углубились на несколько верст в венгерскую территорию. Когда мы ступили на почву Трансильвании, у нас обоих, вероятно, промелькнула одна и та же мысль, а именно, что мы находимся на румынской земле, ожидающей освобождения от мадьярского владычества и воссоединения с зарубежным братским народом. Но мы не обменялись этими мыслями, потому что пора откровенных бесед для нас еще не наступила.

На другой день после нашей поездки будапештские газеты поместили заметку, в которой выражали свое неудовольствие по поводу прогулки Братьяно, вместе со мной по венгерской территории. В Вене, как я узнал впоследствии, наше совместное появление в Трансильвании тоже подверглась осуждению».

Известие об этой выходке министров в лес “погулять” на территорию потенциального и весьма нервозного противника, дополнило в Вене уже известное из сообщения посла о содержании беседы румынского короля с С.Д.Сазоновым. Упомянутый уже граф Чернин в своих воспоминаниях, цитируемых С.Д.Сазоновым, сделал вывод, что к моменту беседы с румынским королем С.Д.Сазонов уже знал «о каких-то сербских замыслах против Австро-Венгрии».

— А какой бы реакции хотел С.Д.Сазонов? Ведь по существу эта выходка министров в заграничный лес — явная политическая провокация, имевшая место до сараевских выстрелов, которые улеглись в ту же цепочку провокаций, куда легла и загородная прогулка двух министров. И почему после неё, когда внезапно раздались сараевские выстрелы, в открытость внешней политики России, в искренность её заявлений и в её миролюбие должны были верить в центрально-европейских державах? Обращаться к Николаю II с официальным запросом о том, дурак у него министр иностранных дел или наивен как младенец, представляется стеснительным, если смотреть на события из правительственных кабинетов Вены или Берлина.

Кадровая политика на уровне табели о рангах от командира полка и командира корабля 1 ранга и выше была безраздельной прерогативой императора. Министров назначал и смещал он, но требования к кандидатам он выдвигал явно какие-то не те: для дальнейшего существования империи наместником на Дальнем Востоке перед русско-японской войной следовало держать простонародного адмирала С.О.Макарова [91], а не царского выблядка, бастарда адмирала Е.Алексеева, самонадеянного кретина, на котором лежит прямая ответственность за неготовность сил армии и флота к ведению военных действий и за дезинформацию Петербурга о реальном положении дел на театре перед началом военных действий.

То же касается и С.Д.Сазонова, который возможно был приятным застольным собеседником, но всё то, что он написал в своих воспоминаниях, говорит о его несоответствии должности министра иностранных дел.

Либо остается предположить, что требования Николай II к кандидатам на должности были всё же «те», но “элита” империи уже безнадежно выродилась, вследствие чего царь был вынужден назначать на должности тех, кто имелся, не смея разрушить сословно-кастовый строй общества царским указом, поскольку этим спровоцировал бы очередной дворцовый переворот и возможно гражданскую войну. Иными словами, Николай II тянул время точно так же, как и Николай I, не посмевший отменить крепостное право еще в 1844 г. (все документы были подготовлены) и ждавший, пока крепостники [92]вымрут естественным образом, а их наследники под давлением исторических обстоятельств согласятся с отменой их прав рабовладения над соотечественниками.

Первая мировая война была управляемой, а её закулисные организаторы преследовали свои цели установления «нового мирового порядка» на основе учения марксизма о мировой “социалистической” революции [93]и последующем мироустройстве. Развязывание мировой войны для них было бессмысленным в двух вариантах:

· если Россия готова военно-экономически и морально-идеолгически к решительным и эффективным боевым действиям [94];

· если Россия (при неготовности по первому варианту) занята прежде всего собой, вследствие чего её невозможно вовлечь в локальный конфликт, из которого предполагается раздуть мировую войну, перерастающую в мировую “социалистическую” революцию.

К действиям по первому варианту в 1914 г. Россия действительно не была готова, но и в условиях идейного раскола российского общества и военно-экономической неготовности государства к войне, они не смогли бы достичь поставленной ими цели создать общеевропейскую революционную ситуацию, следуй Россия по-прежнему столыпинским курсом: пока внутренние реформы не дадут плодов, — в войны не встревать, если нет прямого нападения на Россию в её общепризнанных границах. Это была единственная возможность избежать мировой войны; за верность этой возможности был убит П.А.Столыпин.