Сэм Грин - Кто здесь власть? Граждане, государство и борьба за Россию

“Моя жена работает в детском клубе, – вспоминал он в беседе с нами. – В этот клуб ходят и дети соседа. Он активист, можно сказать, профессиональный. Он всегда организует протесты – против парковки, против контрактов на поставку, против чего угодно. Я всегда считал его немного чокнутым, но в его кругах уже некоторое время шли разговоры о парке. Никто не обращал на них внимания. Понимаете, мы постоянно живем с чувством, что государство придет и заберет у нас что-нибудь. Но он говорил о парке довольно давно”.

Затем приехали бульдозеры.

“Сначала к бульдозерам нас вышло десять человек, – сказал Эппле. – Может, и того меньше. А потом люди стали подтягиваться. Очень важную роль сыграл Facebook , потому что фотографии на Facebook многих привлекли… Основное ядро сформировали матери с колясками. Картинка получалась отличная. И они не отступали. Люди приходили, звали друзей. А потом на второй, на третий день, когда это дело получило резонанс, подтянулись и другие – блогеры, журналисты. Но сначала там были простые жители района, прочитавшие об этом в социальных сетях”.

На кону стояли частное футбольное поле и спортивный комплекс, которые по сомнительному разрешению планировал построить подрядчик, якобы имеющий связи с властями 18 . Встретив сопротивление со стороны чиновников и представителей “Единой России”, Эппле с соседями – которые разбили у стройки палаточный лагерь и не покидали его даже ночью, несмотря на то что приближалась осень, – приняли помощь от либеральной партии “Яблоко”, коммунистов и правозащитного движения “Прогрессивное право”, основанного Партией прогресса Навального. Впрочем, вскоре в районе стали появляться листовки, а местная газета начала публиковать статьи, в которых Эппле и других митингующих из парка Дружбы называли “пятой колонной” на службе Госдепартамента США 19 . Подобные обвинения высказывались и в популярной российской социальной сети “ВКонтакте”. К концу августа городские власти отправили полицию разгонять протестующих. Когда попытка подавить протест окончилась провалом – отчасти потому, что сами полицейские не желали вмешиваться в происходящее (и один офицер был из-за этого уволен), – серию налетов на лагерь провели частные охранные предприятия, в результате чего несколько протестующих попало в больницу 20 . Протестующие ответили расширением движения и обратились за поддержкой к тем, кто тоже оказался в подобных отношениях с государством. Некоторые из них объединились в новом городском движении “За парк” и среди прочего организовали кампанию против строительства новой церкви в парке “Лосиный остров” на северо-востоке Москвы 21 .

“Примерно через неделю, когда сформировалось наше ядро, мы сели и стали думать, что нужно налаживать связи и обмениваться опытом, – вспоминал Эппле. – Еще с неделю спустя мы начали устанавливать контакты. И где-то через месяц или два уже появилась ассоциация [ «За парк»]”.

Возможно, Кремль больше беспокоил тот факт, что Эппле с товарищами решили отправить “Зеленую колонну” на митинг “За сменяемость власти”, организованный Навальным в 2015 году 22 .

“Было интересно, – сказал Эппле. – Мы долго решали, что лучше – пойти на митинг как частные лица или как представители парка. Одни говорили, что нам не нужен ни Навальный, ни политики вообще. Утверждали, что они все испортят. Другие возражали: нет, у нас много общего. Шли серьезные споры. В конце концов мы решили представлять парк”.

По словам Эппле, это решение стало следствием естественного хода мысли.

“Сначала многие занимали нейтральную позицию, – пояснил он. – Но две недели мы сидели в парке, говорили ночи напролет… Даже люди, которые раньше не задавались вопросами «что происходит с политикой?», «какие у меня убеждения?», «кто ближе всех к моим взглядам?», через две недели разговоров стали склоняться к либерально-демократической позиции. Сначала всем не слишком нравился [мэр Москвы Сергей] Собянин, но в этом не было никакой политической мотивации. Люди просто думали: «Он начальник, мы его знаем, и он козел». А затем за две недели все те, у кого не было собственной позиции, неожиданно обрели ее, составив мнение о демократии, о выборах, о том, что все так, как есть, потому что Путин уже двадцать лет у власти. И все закрутилось. Нам стало понятно, что нужно делать”.

“Мы не «пятая колонна», – сказал Сергей Волощук российской газете РБК в ноябре 2015 года, имея в виду тысячи дальнобойщиков, которые стекались в Москву, Санкт-Петербург и другие крупные города, чтобы выступить против нового налога, наложенного на них правительством. – Я люблю свою страну и ненавижу Америку… Но сейчас мы боремся за наши права и за права всех россиян” 23 .

Несколькими месяцами ранее Волощук вместе с многими товарищами принял участие в “Антимайдане” – серии митингов, организованных в Москве и других городах России, чтобы продемонстрировать преданность Кремлю и положить конец разговорам о возможности смены режима по украинскому сценарию в России. (И неважно, что такие разговоры в основном велись в воображении организаторов “Антимайдана”.) Участники – в число которых входили байкеры из любимого Путиным клуба “Ночные волки” и заводские рабочие провинциальных городов, в 2011 году грозившие приехать в Москву и разобраться с протестующими против режима, – держали портреты Путина и бывшего чеченского лидера Ахмата Кадырова, ставшие талисманами движения против мнимого вмешательства Запада во внутренние дела страны 24 . Но в ноябре 2015 года Волощук и другие дальнобойщики уже сидели в кабинах своих огромных фур, поставленных на стоянку у Московской кольцевой автодороги (или МКАД). Внимание к их протесту привлекали друзья и лидер оппозиции Алексей Навальный, чистой водой и продовольствием их снабжали сочувствующие из экологических организаций и ЛГБТ-групп, а противостояли им недавние союзники по “Антимайдану”.

4 декабря, когда реакции на их предупреждения не последовало, Волощук с товарищами нанесли удар. Они объявили “День улитки” и сдержали свое обещание медленно курсировать на фурах по МКАДу – крупному шоссе шириной от десяти до двенадцати полос, играющему ключевую роль в транспортной системе города, – и фактически парализовать движение на нем. Причиной их гнева стала автоматизированная система “Платон”, предназначенная для взимания платы за проезд по дорогам с большегрузных автомобилей. С одной стороны, проблема заключалась в деньгах. Большинство бастующих дальнобойщиков были частными предпринимателями, которые вели свое небольшое дело и не могли переложить уплату налога на плечи клиентов. С другой стороны, от “Платона” разило коррупцией: за обеспечение работы системы отвечала частная компания РТИТС, контрольный пакет которой принадлежит Игорю Ротенбергу, сыну Аркадия Ротенберга, близкого друга и соратника Путина. Конечно же, РТИТС планировала удерживать крупную комиссию со взимаемого налога. На одном из бастующих грузовиков красовался баннер “Ротенберг хуже ИГИЛ” (и это вскоре после того, как Россия вступила в войну с ИГИЛ в Сирии).