Дмитрий Тренин - Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия

В реальной международной жизни отношения между государствами основываются не на праве и даже не на договоренностях, а на силе. Признающий это политический реализм, основанный на здравом смысле, обычно был прочным фундаментом российской внешней политики, а порожденный им прагматизм, то есть нацеленность на практический результат в рамках возможного, — принципом международного поведения.

При этом мировоззренческом подходе основной упор делается на соотношение сил тех или иных участников международных отношений, с которыми России приходится иметь дело, и признается иерархия государств, фактическое неравенство их возможностей. Именно в эту логику укладывается апокрифический вопрос Сталина относительно возможностей папы римского во Второй мировой войне: «А сколько у него дивизий?»

Итак, деятели, выступающие от имени России, если они хотят иметь возможность опираться на поддержку большинства населения страны, обязаны быть государственниками, обладать чувством справедливости и исходить из норм и принципов международного права, понимая в то же время, что международные отношения в реальном мире основываются на силе, а результативная внешняя политика — на прагматизме. Прагматизм в свою очередь неразрывно связан с конкретными интересами.

Интересы

Движущими силами и ориентирами внешней политики любой страны являются национальные интересы. В принципе, у России, как у каждой страны, есть два главных интереса: обеспечение безопасности и создание или поддержание благоприятных внешних условий для процветания.

Обеспечение безопасности , как уже отмечалось, первое, важнейшее условие существования обществ и государств. Безопасность — это не отсутствие угроз, такое представить себе в реальном мире невозможно, а приемлемый уровень защищенности. Абсолютной безопасности не существует, но и игнорировать опасности нельзя. Попытка полностью обезопасить себя от всех возможных угроз не только тщетна, но крайне вредна. Государство, целиком сосредоточенное на обеспечении собственной безопасности, жестко ограничивает свободы граждан и тем самым сдерживает развитие страны. Таким государством — государством госбезопасности — был Советский Союз. Как только в СССР назрел первый общесистемный кризис, зажатость населения внутри страны и глухое отгораживание ее от внешнего мира повернулись своей оборотной стороной и стали одной из важнейших причин быстрой эрозии, а затем падения советской коммунистической системы, а с ней и государства.

Для России внешняя безопасность страны — очевидный приоритет. Часто это вопрос не комфортного состояния, а физического выживания народа. Россия всегда была и сегодня остается уязвимой для противников. Синдром внезапного германского нападения 22 июня 1941 года — только самый последний в длинном ряду и самый наглядный и страшный пример внешней угрозы. Он врезался в историческую память народа, вероятно, навсегда. В период холодной войны на этот синдром наложилась реальная опасность ядерной войны с США, способной полностью уничтожить обе стороны и заодно убить все живое на Земле. Холодная война закончилась, но возможность ядерной войны сохраняется.

На протяжении российской истории императив безопасности — в условиях, как уже отмечалось, уязвимости страны из-за отсутствия естественных препятствий, которые могли бы стать более или менее надежными границами, — требовал распространения российской территории вплоть до рубежей соседних крупных цивилизаций. С этой же целью российские правители создавали или поддерживали зависимые от них буферные государства. Эти буферные зоны были призваны как минимум не допустить превращения пограничных стран-лимитрофов в плацдармы для нападения на Россию. Пожалуй, только по итогам Второй мировой войны Москва могла почувствовать удовлетворенность тем, как были проведены ее границы и до каких пределов распространялось ее военно-политическое влияние 7. Такой подход, разумеется, создавал напряжение между Россией и малыми соседями, для которых обеспечение безопасности России оборачивалось ограничением естественного для малых стран стремления к многовекторности, а иногда — просто ограничением свободы, сопровождаемым утратой независимости. С этим историческим наследием Российской Федерации предстоит жить еще долго.

Понятие «национальная безопасность» отличается от понятия «государственная безопасность» тем, что подразумевает не только безопасность государства или политического режима, но также — и прежде всего — безопасность личности и общества.

Именно такая трактовка зафиксирована с начала 1990-х годов в официальных российских документах, в том числе в «Концепции национальной безопасности Российской Федерации» и сменившей ее «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года».

Обеспечение условий для процветания также в большой степени проводилось путем расширения территории. Территориальная экспансия велась не только во имя безопасности, но и для решения экономических проблем или приобретения торговых преимуществ. Так была приобретена и освоена Сибирь вплоть до Тихого океана; отвоеваны устья рек, питающих Центральную Россию: Волги, Дона, Днепра, Западной Двины; получен доступ к морскому побережью (северное «окно в Европу» через Балтику и южное — через Причерноморье). Как и другие крупные страны, Россия стремилась к расширению рынков сырья и сбыта готовой продукции. Характерной чертой России при этом было стремление к самодостаточности в рамках империи. Новые территории не просто присоединялись, но, как правило, тесно интегрировались в государство. Деление на метрополию и колонии в России практически отсутствовало.

Безопасность и процветание — вечные и универсальные интересы любого государства. Конечно, конкретная трактовка этих интересов в той или иной исторической ситуации — прерогатива и обязанность высших должностных лиц, прежде всего главы государства или главы исполнительной власти. По таким вопросам не только может быть несогласие в обществе, но и часто ведется острая полемика и политическая борьба. Помимо базовых национальных интересов, руководители российской политики на определенных исторических этапах, иногда длительных, формулировали конкретные интересы. Ниже мы приведем только несколько примеров.

Объединение (воссоединение) соотечественников и защита граждан за рубежом . Уже вскоре после освобождения от монгольского ига московские великие князья и цари заявили о своих правах на «дедины и отчины» — территории бывшей Киевской Руси, вошедшие впоследствии в состав Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполитой. В основном это была геополитическая задача, хотя и осененная религиозной и национальной символикой. Объединение трех ветвей первоначальной древнерусской общности происходило постепенно, на протяжении столетий, в условиях многочисленных войн с Речью Посполитой, затем путем ее раздела, и завершилось только в 1939‒1945 годах с присоединением к СССР Восточной Галиции, Волыни, Северной Буковины и Червонной Руси (Закарпатья).