Валентин Катасонов - «Китайский синдром» Путина. Прорыв или утопия

Количество (изложенных в майском указе целей) не способно перейти в качество. После изучения указа так не возникает понимания того, что же действительно является национальной целью, которой должно подчиняться все остальное. Правда, на словах, разъясняя смысл указа и пытаясь определить в нем самое главное, Владимир Путин употребляет такие слова, как «рывок», «прорыв», «бросок» и т. п. Но слова весьма расплывчатые, апеллирующие к чувствам, но не разуму. А причина такого «тумана» вполне очевидна: отсутствие у страны национальной идеи.

Не претендуя на то, что готов предложить читателям такую идею, тем не менее хочу внести свои «пять копеек» в обсуждение этого более чем актуального для нашей страны и нашего народа вопроса. Все мы правильно говорим, что нам нужна «национальная идея», в этом словосочетании я выделяю слово «национальная». Национальной идее сложно родиться и тем более воплощаться в жизнь, если страна лишена национального суверенитета. А Россия в значительной мере такого суверенитета лишена. И условием нашего восстановления и последующего «рывка» или «прорыва» является обретение страной национального суверенитета. Это и должно стать национальной целью России (на данном отрезке истории). А все остальное – обеспечивающие ее достижение задачи, т. е. средства. Без такого подхода все, что хорошего сказано в майском указе (насчет повышения продолжительности жизни, рождаемости, создания рабочих мест, развития науки, культуры, решения экологических проблем и т. п.), останется на уровне благих пожеланий. Или выступает в качестве некоего красивого прикрытия для «распила» казенных денег.

Рискну предположить, что некоторые так называемые «национальные проекты» на самом деле могут оказаться антинациональными, уничтожающими остатки национального суверенитета России. Например, проект, идущий под номером 8: «Цифровая экономика». Думаю, что идейно-правовым фундаментом этого проекта является принятая в прошлом году программа «Цифровая экономика Российской Федерации» (постановление правительства РФ от 28 июля 2017 года). Повторяться не буду, сошлюсь на свою недавнюю статью «Цифровое зомбирование», в которой я рассматриваю правительственную программу по цифровой экономике как «троянского коня», с помощью которого Запад будет и далее ослаблять Россию и заставлять ее участвовать в строительстве мирового электронно-банковского концлагеря. Также рекомендую ознакомиться со статьей В. П. Филимонова «Технология построения цифровой тюрьмы», в которой он также квалифицирует правительственную программу развития цифровой экономики как элемент глобального проекта построения мирового цифрового (электронного) правительства. После майского указа президента правительственная программа цифровизации России может получить статус «национального проекта», но антинациональная суть цифровых замыслов врагов России от этого не изменится.

Не исключено, что и внутри оболочек проектов с привлекательными названиями «Наука», «Образование», «Культура» и др. может оказаться чуждое национальным интересам России содержание. Мы таких «фокусов» за более чем четвертьвековую историю России насмотрелись. Вот, например, в пункте 5 майского указа говорится о национальном проекте «Образование». Оказывается, первой целью проекта является «обеспечение глобальной конкурентоспособности российского образования, вхождение Российской Федерации в число 10 ведущих стран мира по качеству общего образования». Что значит «глобальная конкурентоспособность российского образования»? Будет ли это означать, что российские вузы должны готовить специалистов, которые должны затем поступать на мировой рынок рабочей силы и там конкурировать с «продукцией» вузов других стран? А может быть, все-таки следует подумать о том, чтобы, наконец, российские вузы начали действительно помогать российской экономике выходить из состояния перманентного кризиса и решать задачи по созданию новых рабочих мест?

А зачем нам следует стремиться войти «в число 10 ведущих стран мира по качеству общего образования»? Учитывая, что советское образование считалось лучшим в мире. Не проще ли остановить процесс разрушения отечественного образования и вспомнить о собственном образовании советского времени (а может быть, даже дореволюционного времени)? Зачем нам равняться, скажем, на американские университеты, которые занимают верхние строчки мировых рейтингов вузов. Я уже писал, что университеты типа Гарварда (занимает первую сточку в мировых рейтингах уже много лет) на самом деле стали гигантскими бизнес-структурами, не столько производящими специалистов, сколько делающими деньги. А специалистов для своей экономики Америка уже берет со всего мира, в том числе из России.

С учетом ограниченного формата статьи остановлюсь еще на последнем, двенадцатом национальном проекте, называемом «Развитие международной кооперации и экспорта». В пункте 14 майского указа содержатся три цели указанного национального проекта. Вот первая: «формирование в обрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве, сфере услуг глобальных конкурентоспособных несырьевых секторов, общая доля экспорта товаров (работ, услуг) которых составит не менее 20 % валового внутреннего продукта страны».

На первый взгляд, цель кажется благой. Надо же повышать долю обрабатывающей промышленности в экономике, которую уничижительно называют «экономикой трубы». Но замечу, ни в одном из 12 национальных проектов нет даже намека на то, что в стране планируется реиндустриализация, превращение России в мощную промышленную страну со всем набором отраслей и производств (то, что в советское время называли «единым народнохозяйственным комплексом»). Нет, так задача не ставится. Надо, оказывается, лишь повышать долю обработанной продукции в экспорте.

Возникает детский вопрос: зачем нам надо 20 % своего ВВП направлять на экспорт? На ум приходит такой ответ – для того, чтобы за счет экспортной выручки осуществлять импортные закупки. Но ведь против России уже почти пять лет действуют экономические санкции, Запад грозит нам экономической и торговой блокадой. Уже возникают небезосновательные опасения, что мы можем лишиться многих импортных лекарств (подобные лекарства мы когда-то производили, но потом переключились на импорт). Разве возможен действенный национальный, в том числе экономический, суверенитет, если мы и дальше будем работать на экспорт и потреблять за счет импорта? Так вынуждены делать небольшие государства. Но Россия – не Бельгия или Голландия. Это целый континент. Причем такой, против которого Запад всегда вел войны или пытался его зажимать в кольце торговых, кредитных и экономических блокад. Мы уже это проходили не раз.