Юрий Мухин - Народ без элиты

Но, повторю, все эти технические детали крепостной зависимости и рабства оставим в стороне.

Ведь когда речь идёт о некоем рабстве в Европе, то плакальщики от истории имеют в виду не рабов королей или царей, а рабов именно дворян. А вот тут положение в России и остальной Европе было таким, как сказано выше.

Сейчас, конечно, народ иной, но в стародавние времена наши русские предки были явно более свободолюбивы, нежели сегодня.

В сравнении с Западом всегда по-другому выглядела и элита России. Дворянин в России служил России, защищал её. Для этого он должен был быть сыт и вооружён. Его крепостные (а на содержание одного воина требовался труд 10–30 крестьянских семей) давали ему эту возможность.

До царя Петра III дворянин имел землю и крепостных только до тех пор, пока служил он и служили его дети. Прекращалась служба — отбирались земля и крепостные (имение). Заметим, служба русского дворянина князю, как и служба человека своей семье, не имела сроков. Уйдя на службу в 15 лет, дворянин мог до глубокой старости просидеть в крепости на границе за тысячи километров от своего имения и так никогда и не увидеть своих крепостных. Тяжёлые условия, в которые попала Россия, требовали такой же тяжёлой службы ей. В царствование Петра I, на начало XVIII в., армия России составляла примерно 200 тыс. человек при 3–5 тыс. офицеров. Четверть этой армии, т. е. более 50 тыс. человек, были дворянами, остальные — рекруты из крестьян и других сословий. Пётр всех дворян заставлял служить, раз уж народ их кормит! Ещё во времена Суворова служба потомственного дворянина до самой старости рядовым или сержантом была обычным делом, а если дворянин был неграмотным, то и обязательным. Тяжёлые условия, в которые попала Россия, требовали такой же тяжёлой службы ей, посему изначальным предназначением поголовно всех дворян в России было не сельское хозяйство. Их стезёй была военная служба, извечная и непрерывная.

Примером может быть прославленный русский полководец А.В. Суворов. В 1748 году в возрасте 18 лет явился к месту службы, в 1799 году Суворов ещё воюет в Италии с Наполеоном, а в 1800 умирает. За эти годы Суворов жил в своём имении один год — с 1784 по 1785 годы.

Согласимся, что из всех сословий положение дворян в России до второй половины XVIII века было, пожалуй, худшим.

Как ни тяжело было крестьянину, но он дома, у него есть жена, дети, праздники, нет постоянной опасности для жизни, у него есть пусть и призрачная, но надежда разбогатеть и жить лучше.

У дворянина была только служба. «Служба дни и ночи».

Но обратите внимание на то, что в первом периоде строительства Российского государства дворянин обязывался служить России. Обязывался! И обязывался царём! Обязывался тем, что в противном случае у дворянина забирались средства к существованию — он обрекался царём на голод. Таким образом, заставлял дворянина быть храбрым и трудолюбивым царь. Такое насилие над собой заставляло одну часть элиты добросовестно служить, а другая часть стремилась обмануть царя и службы избежать. Из поколения в поколение внутри глупой, ленивой и трусливой части российской элиты зрела главенствующая мысль, что умный тот, кто служит мало, а имеет много.

Сам бюрократ и чиновник, но из тех, кому отвратна была элита России, русский писатель М.Е. Салтыков-Щедрин, наблюдая устремления дворянской элиты России уже в XIX веке, констатировал: «Когда и какой бюрократ не был убеждён, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать? …Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют!»

И это не в XIX веке взялось, ведь всем известно, как отчаянно пытался искоренить взяточничество тот же Пётр I, но ведь дело было не только во взяточничестве. В начале его царствования видный российский экономист петровских времён Иван Посошков более 300 лет назад — в 1701 году — сообщал царю положение дел со службой дворянства.

«Истинно, государь, я видал, что иной дворянин и зарядить пищали не умеет, а не то что ему стрелить по цели хорошенько. И такие, государь, многочисленные полки к чему применить? Истинно, государь, ещё и страшно мне рещи, а инако нельзя применить, что не к скоту; и егда, бывало, убьют татаринов дву или трёх, то все смотрят на них, дивуютца и ставят себе то в удачу; а своих хотя человек сотню положили, то ни во что не вменяют.

Истинно, государь, слыхал я от достоверных и не от голых дворян, что попечения о том не имеют, чтоб неприятеля убить; о том лишь печётся, как бы домой быть; а о том ещё молятся и богу, чтоб и рану нажить лёгкую, чтоб не гораздо от неё поболеть, а от великого государя пожаловану б за неё быть; и на службе того и смотрят, чтоб где во время бою за кустом притулиться; а иные такие прокураты живут, что и целыми ротами притулятся в лес или в долу, да того и смотрят, как пойдут ратные люди с бою, и они такожде будто с бою в табор приедут.

А то я у многих дворян слыхал: “Дай де бог великому государю служить, и сабли из ножен не вынимать”. И по таким же словам и по всем их поступкам не воины они! Лучши им дома сидеть, а то нечего и славы чинить, что на службу ходить».

И Пётр I хотел, чтобы и в России дворяне служили как на Западе — что в этом удивительного?

Не в состоянии этого добиться, Пётр, а за ним и остальные императоры России приглашали и приглашали к себе на службу иностранцев, причём в их числе преобладали специалисты из немецких княжеств. Иностранные инженеры, приезжавшие и переселявшиеся в Россию, развивали неизвестные доселе производства стали и металлов, производства стекла и керамики, бумаги и тканей. Они толчком выводили Россию на приличный мировой технологический уровень почти во всех сферах промышленной деятельности. Иностранные купцы и ремесленники не только заводили производство невиданных на Руси товаров, но и резко поднимали качество и разнообразие даже традиционной продукции. В тогдашней Росси иностранец — это пивовары и колбасники, часовщики и инструментальщики, сапожники и булочники. Петербург строили более трёхсот немецких архитекторов и инженеров. Мебельщики Гамбсы на протяжении целого столетия задавали тон в мебельном деле, немец Вестхоф ещё в 1721 году основал первый в Петербурге сахарный завод, немецкий ремесленник Шредер основал фортепьянную фабрику, и рояли фирмы «Шредер» своим качеством звучали во всём мире. Первая частная типография была построена и пущена в дело в Петербурге при Екатерине Гартунгом, одно из крупнейших и широко известных в России издательств создал немец Маркс. Наконец, с иностранных учёных начиналась Российская академия наук. Это и физики Ленц, Якоби, Бюльфингер и Крафт, математики Эйлер и Герман, астроном Струве.