Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Негодование Черчилля, отвечающего за собственных солдат, было понятно. Но ситуация с обвинением Леопольда III в коллаборационизме была не столь однозначна. В отличие от капитулировавших руководителей правительств Нидерландов, Дании и Норвегии, а также в отличие от собственных министров, бежавших сначала в Париж, а затем в Лондон, король Бельгии не покинул свою страну. Он был арестован нацистскими захватчиками и освобожден союзниками в мае 1945 года. В 1946 году следственная комиссия признает Леопольда III невиновным. Спустя четыре года будет проведен референдум, и большинство его бывших подданных проголосуют за его возвращение на трон. Правление, правда, окажется недолгим, однако репутация Леопольда перед историей и народом будет восстановлена.

Обсуждение в La Libre Belgique событий девятилетней давности вынудило Черчилля внимательно перечитать этот эпизод в собственном сочинении. В последней редакции было указано, что после того, как немецкие войска прорвали 24 мая оборонительную линию бельгийцев, «король счел положение безнадежным и не думал уже ни о чем, кроме капитуляции». Текст был исправлен на следующее: Леопольд «вскоре счел положение безнадежным и приготовился к капитуляции». Черчилль также приводил в тексте слова Рейно о «вероломстве» бельгийского монарха. По мнению Дикина, Рейно не мог использовать термин «вероломство» ( treachery ). В конечной редакции упоминание о «вероломстве» было удалено, также под нож пошло выражение «жалкий эпизод» из июньского выступления 1940 года.

В остальном Черчилль решил оставить текст своего выступления от 4 июня без изменений, в том числе с упоминанием о принятом королем решении без предварительного обсуждения. Как и следовало ожидать, этот фрагмент задел гордых бельгийцев. Вскоре после публикации второго тома в газетах шестьдесят восемь бельгийских генералов подготовили в феврале 1949 года петицию об «одновременной ошибочности и несправедливости» заявлений британского политика. В воздухе запахло скандалом. Как поступить? Продолжать стоять на своем, подвергая себя репутационным рискам? Или признать обращение бельгийского генералитета обоснованным и внести исправления? Не следовало забывать и тот факт, что речь шла не просто о тексте выступления девятилетней давности, о котором знало лишь ограниченное число посвященных и которое впервые обнародовалось в феврале 1949 года. Обращение к депутатам палаты общин уже появилось на страницах первого военного сборника выступлений британского премьер-министра «В бою».

Прежде чем определиться с дальнейшими действиями, Черчилль решил узнать, что думает о сложившейся ситуации младший брат Леопольда III, принц-регент Шарль Бельгийский (1903–1983). Тот счел внесение правок необязательным. Заручившись поддержкой влиятельной особы, политик оставит петицию бельгийских военачальников без ответа. Аналогично он отреагирует на второе обращение уже девяноста бельгийских генералов, которое будет передано ему во время майского визита в Брюссель.

Единственная реакция Черчилля свелась к следующему объяснению, которое он направил в мае 1949 года одному из своих критиков, барону Эдмонду Картону де Виарту (1876–1959): «Я не пытаюсь написать историю Второй мировой войны, я хочу рассказать о событиях, как они представлялись мне и британскому правительству, опираясь при этом на собственные слова, выражавшие мою точку зрения по мере разворачивания трагедии». Черчилль возьмет на вооружение этот ответ для отражения последующих обвинений в свой адрес. А недостатка в них не будет [321].

Второй том вызвал недовольство не только у бельгийцев. После публикации фрагментов в Le Figaro со своими комментариями выступили также французские военачальники и Поль Рейно. В отличие от бельгийцев, их замечания в основном носили непринципиальный характер, касаясь больше деталей и сопровождающих нюансов.

Было только два исключения. Одно касалось оценки действий главнокомандующего 1-й армейской группы генерала Гастон-Анри Бийота (1875–1940). Упоминая его имя, Черчилль написал, что «ни личность французского генерала, ни его предложения не внушили доверия его союзникам», а сам Бийот был «неспособен принимать самостоятельные решения». Бийот погиб в автомобильной катастрофе в мае 1940 года, поэтому не мог выступить в свою защиту. За него это сделал сын — дивизионный генерал Пьер Арман Гастон Бийот (1906–1992), заявивший, что высказывания британского политика являются «неточными» и «очень болезненными». Бийота поддержал Поль Рамадье (1888–1961), занимающий в тот момент пост министра обороны. Черчилль парировал, что не пишет официальную историю. Обсуждаемое произведение является его личным взглядом на описываемые события [322].

Второй неприятный эпизод касался характеристики дивизионного генерала Рене Жака Адольфа Приу (1879–1953), который своим отступление к Дюнкерку, по словам Черчилля, «производил такое впечатление, будто желал оказаться в окружении вместе со всей своей армией». Реакция Приу не заставила себя долго ждать. Уже через несколько дней Le Figaro опубликовала заявление французского генерала, протестующего против «клеветнической ремарки» в свой адрес.

На этот раз Черчилль внял критике. Возможно, он и сам считал свой комментарий о Приу несправедливым. Неслучайно злосчастное предложение дважды подвергалось редакции в январе 1949 года. Предполагалось также добавить в окончательную версию пояснение, что, первоначально согласившись с окружением своих войск, Приу вскоре изменил решение и продолжил борьбу. Однако это важное дополнение так и не было отправлено в газеты из-за спешки. Опасаясь, что Приу может потребовать официального разбирательства, которое отложит публикацию книги, адвокаты Черчилля подготовили продуманный ответ на возможные обвинения. Но Приу не пошел в суд, и этот документ так и остался лежать под сукном. Что же касается обидного предложения, то оно было удалено.

Черчилль также решил воздать должное храбрости французской армии, сделав в тексте необходимые дополнения. Кроме того, он написал специально для французского перевода отдельное предисловие. Закончено оно, правда, было уже после публикации книги, поэтому его решили приберечь для следующего издания. Но предисловие увидело свет раньше, чем ожидалось: в январе 1950 года оно вышло в виде отдельного заявления Черчилля во французских и бельгийских газетах. Однако эта публикация не была согласована с автором. На нее издатели пошли самовольно, пытаясь тем самым успокоить франкоязычных читателей, которые, как им показалось, выразили свое недовольство приводимыми в книге оценками и трактовками, причем сделали это самым наглядным и убедительным способом — нежеланием покупать новое произведение. Объем продаж второго тома во Франции и Бельгии составил меньше половины предыдущего.