Виктор Кожемяко - Путин и СССР

— Все это связано с вашей темой потребностей. Есть потребности материальные, а есть духовные, которые нуждаются в развитии. Так ведь?

— Конечно. Потребности — это всеобщее основание человеческой активности. И я прихожу к выводу: творческая деятельность человека служит способом образования и развития духовных потребностей. А если человек занят только тем, что потребляет, от этого в нем ничего не меняется. Только те же исходные потребности растут в объеме и модифицируются, а это бесконечный процесс.

— Раньше многие не понимали, почему это западное капиталистическое общество называлось у нас обществом потребления. В отрицательном смысле. Считали, это просто пропаганда, а вот теперь-то смысл совершенно ясен. И когда это стало очевидно, знаменитый наш драматург и великий патриот Виктор Сергеевич Розов сказал: «Нам нужно не богатство, а достаток». Материальный достаток, дающий возможность для духовного, культурного развития, а не бессмысленная и бесконечная погоня за денежным богатством, стимулируемая собственническим инстинктом. Как тут не вспомнить Сталина и весь дух, всю атмосферу сталинского времени…

— Ныне тенденции к развитию потребительства в мире продолжают интенсивно нарастать, и вместе с обострением экологических проблем это ведет человечество в тупик.

— А что происходит в нашей стране на фоне всей этой продолжающейся антисталинской, антисоветской, антикоммунистической вакханалии? Что с людьми происходит? К лучшему они меняются или к худшему?

— По-моему, более чем очевидно: не к лучшему. Хотя, казалось бы, задача общества и государства состоит в том, чтобы делать человека человеком, отрывать его от животного мира. Если общество строится так, что оно продуцирует духовные интересы, духовные потребности и идеалы, вот тогда они и развиваются у людей. А если государство от этого отказывается…

— Даже не провозглашает! Раньше говорилось о светлом будущем, что теперь высмеяно и подвержено остракизму, но ведь как идеал это имело громадное значение.

— Еще бы! Особенно если учесть, насколько государство в нашей культуре значимо, по сути — священно, исторически так сложилось. И как только государство отказывается от духовных ориентиров, это сразу же сказывается на состоянии народа, на мировоззрении, сознании людей. Многие быстро начинают скатываться фактически к животному состоянию, что мы сегодня и наблюдаем.

— Хрущевский удар по Сталину, далее подхваченный и приумноженный, действительно имел роковые последствия для нашей страны. Шоковый характер его создавался на контрасте: вчера вождь был почти обожествляем, а сегодня оказывается, что вождем-то, едва ли не Богом, народ имел ничтожество, преступника, кровавого маньяка… В таком случае получается, что и народ этот — быдло. А как вы, Василий Афанасьевич, трактуете нынче известную формулу о «культе личности»?

— У нее вроде бы однозначно негативный смысл: это нечто вредное и даже страшное. В известном выражении Михаила Александровича Шолохова это чувствуется: «Был культ, но была и личность». То есть признавая значимость личности Сталина, одновременно дает понять, что культ — это все-таки не очень хорошо.

Мое отношение, к которому я пришел после многолетних раздумий и разностороннего научного анализа, совсем иное. То, что названо культом личности Сталина, есть на самом деле народная любовь, и она, в моем представлении, стала могучим фактором развития страны, великим духовным феноменом эпохи.

Известно, что любовь способна творить чудеса, а если это любовь народа — тем более.

— Представляю, какую ярость вызываете вы таким своим утверждением у антисталинистов, сколько возражений они и сейчас на вас обрушат…

— Это понятно. Все их возражения мне известны. Однако убеждения моего нисколько они не колеблют!

Может ли быть любовь по приказу, по принуждению? Нет, конечно. Да и кто, скажем, меня, деревенского подростка, заставлял любить Сталина? Сегодня все и вся пронизывает телевизор, он может что угодно внушить. Но в моем детстве и отрочестве телевизора не было, никакого давления не было, а любовь к Сталину была. Как и у миллионов советских людей — у большинства народа.

Вот это важно подчеркнуть: таких, кто искренне любил Сталина, было большинство! Тех, кто душой воспринимал его идеи, твердо шел за ним, бесконечно верил ему. Были, разумеется, и другие, которые ненавидели. Что ж, когда-то Твардовский, написавший замечательное стихотворение как раз о народной любви к Сталину, выразился так: «Народ — это море, и в нем всякая тварь водится».

— Сам Твардовский, как известно, испытал разное отношение к Сталину: от того, когда в спальне у него (то есть в самом интимном месте — значит, никак не для показухи) висел портрет вождя, до переписанной главы в поэме «За далью — даль»…

— Но этим ведь не меняется искреннее его чувство другой поры, которое, повторяю, было чувством большинства. Вскоре после войны, в 1947 году, в Советском Союзе побывал выдающийся американский писатель Джон Стейнбек. И он более всего был озадачен мотивами необыкновенной народной любви к Сталину, которую при встречах с советскими людьми пытался понять. В конце концов, стараясь найти какие-то аналогии, параллели во времени, обращаясь то к Цезарю, то к иным из великих, Стейнбек делает вывод, что он не знает в истории другого человека, который обладал бы такой, по его словам, богоподобной властью над людьми.

Но ведь «богоподобная власть» — это власть духовная! Можно привести и массу других свидетельств, на которых я основываю свое отношение к культу личности Сталина, мнение о том, что это был мощный духовный фактор развития. Само имя его многих вдохновляло на подвиг. И в годы войны вера в Сталина, и в послевоенное время убежденность, что мы идем правильным путем, имели огромное мобилизующее значение.

Всегда важно, какими мотивами руководствуется человек в своей жизни и делах. Вот Черномырдин, бывало, любил повторять: «Вкалывать надо, вкалывать!» Я же студентам говорю: «Не вкалывать — трудиться надо». А это совсем другое. Трудиться — предполагает духовный мотив, и вот тогда, при Сталине, именно духовные мотивы первенствовали в трудовой активности людей.

— О многом говорит, конечно, и отношение к смерти Сталина…

— Безусловно. Сейчас даже официально уже не пытаются скрывать, какое сильное впечатление произвела она на людей. Массовое восприятие известно. Однако я могу сослаться и на такую великую фигуру, как Сергей Павлович Королев, который к тому же отбыл несколько лет, как ныне выражаются, в сталинских лагерях. Так вот он не где-нибудь, а в частном письме жене пишет, каким потрясением для него стала смерть Сталина. И потом снова, еще и еще возвращается к той же теме, говоря о том, какая это невосполнимая потеря. Значит, люди такого масштаба и такой судьбы понимали!