Виктор Кожемяко - Путин и СССР

«Да, я люблю деньги. Деньги не изменят, как жена. Не предадут, как друг. Не обворуют, как подлый партнер. Не бросят в старости, как неблагодарные дети. Что такое деньги? Это твои ум, труд, упорство, превращенные в волшебные цифры, исполняющие все желания. Безоткатно!»

«Да вы поэт!» — иронически восклицает, выслушав это, Вера Николаевна.

Но он не поэт. Он убийца. Совсем скоро для нее это станет фактом. Погибнут дочь и тот, кого она любила. Принимавший у себя дома «окультуренного бизнесмена» экс-дипломат и переводчик китайских поэтов Гаврюшин, безусловно, прав был в своем выводе о нечистоплотности его бизнеса. Мягко говоря, разумеется. И о том, если шире, что богатство в нынешней России — как дизентерия: «Болезнь грязных рук». Только еще недопонял тогда или не договорил, что болезнь эта смертельно опасна для окружающих. И даже, может статься, для всей страны.

Недаром же так безутешно горько заплачет в финале мудрый Китаец (артист Олег Цветанович) — дух дома китаиста Гаврюшина, счастливое озарение автора пьесы. Заплачет после убийственного взрыва за окнами, устроенного одним из богачей ради этого самого богатства. Ради его препохабия капитала, как известно, ни перед чем они не остановятся…

Спасибо Юрию Полякову и театру Татьяны Дорониной за впечатляющее напоминание об этом. Очень важное и нужное, по-моему, для сегодняшнего нашего общества.

Наверное, только большие чувства рождают большое искусство. Если художник переполнен ими и хочет поделиться с другими людьми. Именно в состоянии такой напряженной эмоциональной переполненности, по моему восприятию, уже давно живет Николай Николаевич Губенко.

Да, с тех пор как Родину, самое дорогое и святое для него, начали огульно шельмовать, унижать, оскорблять, нарастали в нем боль и страдание от происходящей несправедливости. А одновременно — резкое неприятие всех причастных к разрушению великой Советской страны, уничтожению ее идеалов и героической памяти. Нарастало и стремление художественными средствами осмыслить суть постигшей нас трагедии.

Так шел он к этому мощному театральному творению, названному «Концерт по случаю конца света» и ставшему (без преувеличения!) выдающимся событием не только отечественной культуры, но и современной общественно-политической жизни.

Что в первую очередь поражает? Масштаб замаха и невероятная тяжесть груза, который Губенко взвалил на себя и на весь коллектив руководимого им театра. В подзаголовке сценария, авторство которого принадлежит тоже ему, постановщику, значится: «1612-1812-2012». Однако и этими годами, между которыми дистанция огромного размера, панорама спектакля, представьте себе, не ограничивается! Три даты лишь как реперные точки, а исторический охват того, что мы видим и слышим, гораздо шире.

Гудит, колышется океан российской истории, донося до наших дней волны из далекого прошлого, которые подчас удивительным образом отдаются в событиях, по времени совсем близких к нам. От царя Бориса в веке семнадцатом до другого Бориса — на исходе двадцатого столетия. От расстрела рабочих перед Зимним дворцом в Петербурге до танкового расстрела Дома Советов в Москве…

Не последовательное изложение того, что было, а сложная ассоциативная связь выстраивает спектакль, выливающийся в симфонию потрясающей силы, где органически сплавлены поэзия и музыка, кино и песни, мысли философов и признания политиков, телевидение и Интернет. И все это надо было найти, отобрать, смонтировать!

В связи с предыдущим спектаклем Н. Губенко «Арена жизни», явившимся творческой вершиной, с которой он двинулся к этой новой своей высоте, я уже писал, что ему очень помогли талант и опыт кинорежиссера. На сей раз — тоже. Но почти физически ощущаю, каково было справляться с таким поистине безмерным материалом.

Справился. Блестяще. Способствовала этому найденная форма — концерт, а если точнее, репетиция концерта. Как обозначено в названии, «по случаю конца света».

Вы спросите: почему? Напомню, что некоторые ведь всерьез воспринимали прогноз конца света, назначенного на 2012 год. А можно сказать и так: конец этот апокалиптический уже наступает.

У Губенко масса тому свидетельств. Ну хотя бы беспристрастные опросы на улицах — о чем они говорят? В объявленный День народного единства многие не могут ответить, кто такие Минин и Пожарский. Накануне очередной годовщины начала Великой Отечественной выясняется: для кого-то (не для одного, а опять-таки для многих) затруднительно ответить, что такое особенное значит день 22 июня. «Суббота», — говорит один. «Не вспомню, нет», — вторит другой. И так далее.

Или ответы по литературе студентов-филологов, готовящихся стать преподавателями этой самой литературы, и даже одного аспиранта, без пяти минут кандидата филологических наук. Вопрос о том, чья это строка: «Безумству храбрых поем мы славу», вызывает неуверенный ответный полувопрос: «Лермонтова?» Вопрос «Кто убил Лермонтова?» — встречается удивлением: «А разве его убили?» Эрих Мария Ремарк для завтрашних учителей-литераторов женщина, зато Жорж Санд, несомненно, мужчина…

Вот в подобных ситуациях и воскликнешь поневоле: конец света!

А разве не то же самое хочется сказать, когда голос диктора комментирует кадры из Интернета, посвященные некоей «арт-группе» под названием «Война»? Художники, так сказать. «Это они устроили унизительную, безумную акцию в годовщину казни декабристов — публичный сеанс группового секса в Государственном биологическом музее имени Тимирязева. Это они нарисовали гигантский фаллос на Литейном мосту в Санкт-Петербурге, который при разведении мостов поднялся. За эту акцию, кстати, получили награду министерства культуры».

Разве не конец света? Вот во что превращается любовь. Вот во что превращается искусство. Расчеловечивание человека, нравственное уничтожение — вместо того чтобы облагораживать его и возвышать.

Многое в спектакле построено на контрастах, на резких контрапунктах. Скажем, идет дикторский текст — сообщение 12 апреля 1961 года о выводе на орбиту вокруг Земли первого в мире корабля-спутника с человеком на борту.

Мы видим такое родное лицо в скафандре, неповторимую улыбку советского героя. А следом — воплощение лицемерия и предательства: Горбачев перед микрофоном объявляет о сложении полномочий президента СССР. И тут же титр: «Девяностые». И стихи:

1961–1991-й. Подумать только, что же случилось? С космической выси — в бездну…