Виктор Кожемяко - Путин и СССР

Но одна фигура явно превосходит все прочие — Солженицын. Неслучайно мы встречаемся с ним в разных главах книги, а две из них посвящены ему целиком. «Он — знамя в изничтожении классика», — утверждает автор.

Почему же так? Почему один писатель загорелся вдруг столь всепоглощающей страстью уничтожить другого, и не просто включился в давно идущую кампанию клеветы, а придал ей новый импульс, занялся собиранием и объединением антишолоховцев, посвятил этому столько времени и сил?

Здесь особенно ярко проявляется не литературный, а политический смысл всей кампании: борьба против Шолохова стала элементом холодной войны против СССР.

Осипов приводит характерное свидетельство эмигранта Г. Климова, участника конференции в Нью-Йорке на тему «Кто автор „Тихого Дона“»? Вот что он вспоминает: «Году этак в 1969-м среди кандидатов на докторскую степень в области русской литературы ходило заманчивое предложение: стипендия в 5000 долларов. Но при этом маленький „соцзаказ“ — требуется доказать, что Шолохов НЕ автор „Тихого Дона“». Кто-то соблазнился, сидел и копался в этой области. Потом эту «диссертацию» пустили под маркой анонимного советского литературоведа «Д», который сразу же сыграл в ящик. А для пущей важности расписаться под этим дали Солженицыну. Типичная фальшивка психологической войны. Ведь я сам работал в области этой психвойны и мог бы накатать целую диссертацию о таких фальшивках.

Но важно вот что подчеркнуть: Солженицын уже вполне был готов, чтобы «подписаться» под чем угодно против Шолохова! О 1965 годе, когда Михаилу Александровичу была присуждена Нобелевская премия, и о своем восприятии этого он позднее напишет так: «Мой архив и сердце мое терзали чекистские когти — именно в эту осень сунули Нобелевскую премию в палаческие руки Шолохова».

«Сунули», «палаческие руки»… Что же кипело у него внутри? Осипов между тем напоминает: впервые имя Шолохова в числе кандидатов на Нобелевскую премию прозвучало среди писателей за рубежом еще в 1935 году. Да ведь и в 1962-м совсем иначе Солженицын писал Шолохову о нем самом — после встречи Хрущева с деятелями культуры. Телеграммой написал:

«Глубокоуважаемый Михаил Александрович! Я очень сожалею, что вся обстановка встречи 17 декабря, совершенно для меня необычная, и то обстоятельство, что как раз перед Вами я был представлен Никите Сергеевичу, помешали мне выразить Вам тогда мое неизменное чувство, как высоко я ценю автора бессмертного „Тихого Дона“. От души хочется пожелать Вам успешного труда, а для этого прежде всего — здоровья. Ваш А. Солженицын».

Это декабрь 1962-го. А в 1965-м — «палаческие руки». А в 1969-м, по собственным его воспоминаниям, загорелся уже страстью разоблачить «глубокоуважаемого», и Осипов цитирует цинично-ерническое признание: «Нанюхала Мильевна (некая старушка. — В. О.), что в Ленинграде у одной казачки хранится архив Федора Крюкова и — им написанная еще дореволюционная тетрадка с первой частью „Тихого Дона“! Как отказаться? У кого не запылает кровь на такую приманку?»

В признании этом, в словах, какими выражено, — опять-таки суть солженицынская. Вроде бы собака «нанюхала», а он, как охотник перед травлей близкого зайца, весь запылал…

А дальше-то что? Далее Мильевна знакомит Солженицына с дочерью подруги (врач), которой одна пациентка открылась: «Давно в преследовании от шолоховской банды, которая хочет вырвать заветную тетрадочку — первые главы „Тихого Дона“, написанные еще в начале 1917 года в Петербурге…»

«Шолоховская банда». Что это? Откуда? Детектив!

К владелице тетрадочки немедленно посылается от Солженицына доверенный человек — внучка К. Чуковского. «Вернулась и безуспешно, и безрадостно: женщина-де капризная, сложная, договорится с ней вряд ли возможно, хотя открытую часть крюковского архива готова была бы, кажется, передать на разборку…»

Короче, никакой «тетрадочки» нет. И не будет! Однако Солженицын не унимается — уговаривает филолога И. Медведеву-Томашевскую обосновать мистификацию с Крюковым. Настаивает, дает инструкции, направляет.

С чего же такое рвение? Да к тому времени уж конкретизировалась цель всей этой акции холодной войны, которая в книге В. Осипова выражена словами одного известного журналиста: «Сбросить с пьедестала почета Шолохова, даже не столько чтобы „наказать“, а для того, чтобы оставить на российском Парнасе в гордом одиночестве Солженицына».

И гордыня уже совсем обуяла, совсем вскружила голову Александра Исаевича, возбудила эгоцентрические страсти его до неслыханного предела. У солженицынского биографа Л. Сараскиной, к которой В. Осипов вынужден неоднократно обращаться, возникает в связи с линией Шолохов — Солженицын тема Моцарта и Сальери. Только кто же из них двоих Сальери, а кто Моцарт? Любому здравомыслящему человеку ясно, что у Сараскиной они заинтересованно и произвольно переставлены.

Время подвело черту: все антишолоховские построения Солженицына оказались воздвигнутыми на песке. Все рухнуло. Не подтвердилось буквально ни-че-го! А вот в поддержку Шолохова появилось мощное исследование скандинавских славистов во главе с норвежцем Гейро Хьетсо, которые с помощью ЭВМ исключили авторство Ф. Крюкова и подтвердили (сугубо математически!) основания М. Шолохова. К тому же найдена и черновая рукопись «Тихого Дона», считавшаяся безвозвратно утраченной.

Что же после этого Солженицын? Покаялся? Извинился? Отнюдь.

Одно из достоинств В. Осипова — в его настойчивости. Обратился к Солженицыну с большим открытым письмом в печати. Не получив ответа, добился возможности переговорить с ним по телефону благодаря «Прямой линии „Комсомольской правды“». Разговор, состоявшийся 15 апреля 1996 года, приведен в книге.

На указание искаженной оценки им Шолохова и рекомендацию кое-что в связи с этим прочитать ответ Солженицына был такой: «Некогда! (Пауза). О России надо думать!» Правда, по поводу своего предисловия к книжке о плагиате оговорился: «Я не думаю включать его в собрание сочинений и переиздавать».

Но ведь и без этого предисловия у Солженицына о Шолохове столько гадкого, скверного, несправедливого понаписано! И, увы, будет переиздаваться?..

Задержимся еще немного на Солженицыне, ибо он вовсю открыл шлюз клеветы на советского классика, дав сигнал всем доброхотам: здесь можно не церемониться. Речь уже и не только о выдуманном плагиате. Можно мешать с грязью как угодно биографию и личность человека, начиная с его внешности.

Помните «глубокоуважительную», восторженную, почти подобострастную телеграмму Солженицына Шолохову после первой встречи на хрущевском приеме? А вот что напишет он несколько позднее о той же встрече в своих мемуарах «Бодался теленок с дубом»: «Невзрачный Шолохов… Стоял малоросток Шолохов и глупо улыбался… На возвышенной трибуне выглядел он еще ничтожнее».