Юрий Сторчак - Русский разлом

Говоря о том, с чем и как идти в будущее, часто выделяются два наиболее характерных подхода, которые, естественно, имеют производные. Сторонники первого утверждают, что во всех смыслах богатая и полнокровная жизнь страны определяется преимущественно уровнем ее экономического развития, который ставится во главу угла, являясь базисом. Что же касается второго, то в нем акцент делается на национальных ценностях как на основе всего и вся. Эти подходы выступают идеологической базой политических полюсов, между которыми часто проходит основная линия противостояния.

Нередко приходится слышать о потере смыслов, организующих общество, о нахождении или выработке общей идеи. Подразумевается ли при этом стимул, позволяющий каждому из нас ощутить значимость себя и своих действий? — вопрос не простой…

Очевидно, что в реформаторские времена произошла не эволюционная замена одной идеи другой или трансформация исходной, а была разорвана цепь преемственности. Место доминировавших в советские времена идей и идеологии сейчас занимают разнообразные квазиидеологические установки, движущие оформляющимися социальными слоями и ими же рождаемые. Экзальтированная увлеченность рыночно-демократическим или капиталистическим путем развития, зачастую в ее не лучших проявлениях, приводит к отрыву от национальных корней, то бишь от основы как таковой. Стихийно складывающиеся новые социальные структуры постсоветских обществ потребуют в дальнейшем долгой утряски. Труднее же всего отрегулировать самих себя.

Если говорить сугубо об экономике, на которую делается особая ставка в отношениях между участниками Содружества Независимых Государств (СНГ), то целесообразно ли было разрушать единый народно-хозяйственный комплекс СССР и так бороться за суверенные республики с акцентом на национальную детерминацию, если в мире уже тогда набирали обороты процессы интеграции и глобализации?

Наблюдается интересная закономерность: русскоязычные граждане, выступающие за независимые государства, подразумевают, скажем, наличие русского языка в качестве государственного в этих странах, русской культуры, средств массовой информации (СМИ), школ и т. д. Таким образом, новые государства представляются им, с одной стороны, филиалами или своеобразными анклавами «большой России», а с другой — регионами с самоуправлением, прежде всего экономическим. За исключением стран Балтии, в других государствах бывшего Союза процессы национального самоутверждения не зашли еще столь далеко в то время, когда стали проявляться черты их новой неформальной государственности.

Анализ нашего недавнего прошлого подтверждает интуитивное ощущение того, что СССР распался из-за несоответствия его государственного устройства появляющимся демократическим принципам, а не по той причине, что в семье народов не могли равноправно уживаться различные национальные культуры и традиции, развитие и существование которых подчиняется к тому же общецивилизационным процессам интеграции и доминирования ценностей мировой культуры… В связи с этим вспоминается опыт многих развивающихся стран, состоящий, в частности, в том, что они переняли во времена колонизации черты европейского образа жизни и восприняли это как благо.

Сравнивать СССР с империей некорректно. Для этого куда более подходит нынешняя ситуация доминирования Российской Федерации на евразийских просторах. Давление ее в Советском Союзе ощущалось прежде всего за счет территориальной величины и числа населения РСФСР, которое в 1989 году русским являлось на 81,5 %. Соответственно, в СССР этот показатель составлял 41,9 %. А всего русских в союзном государстве к этому времени было около 50 %.

Ушла в небытие гордость за великую державу, занимавшую огромную территорию. А что заняло опустевшее место?.. Как в дымке некого идеолого-политико-экономического и социально-психологического тумана, выпавшего на жизненное пространство наших граждан, социально не дифференцированное, экзистенциально разреженное постсоветское общество дает на референдумах и в социологических опросах зачастую неожиданные или сложно прогнозируемые результаты. Бывшие республики СССР — свои или чужие территории? Раздвоенность понимания этой реальности остается в сознании многих из нас, граждан когда-то единой страны.

Союзные республики номинально стали самостоятельными государствами. Однако все граждане СССР при его развале потеряли ту или иную — кто более, кто менее — значительную часть своей страны, в которой имели все права граждан. Родина стала гораздо меньше 1/ 6части суши. Соответственно, вариантов для личностных реализаций на этом пространстве стало меньше, а ограничений больше. Полученная независимость государств как-то не ассоциируется с расширением возможностей и свобод личности в различных сферах жизни. И наоборот, возможности не ассоциируются с независимостью. В ряде же случаев они принципиально или существенно сузились. А ведь дело касается основополагающих вещей: образование, медицинское обслуживание, назначение на те или иные должности, возможность быть избранными в органы государственной власти и управления, иметь те или иные виды бизнеса.

Просто людей, для которых это актуально, значимо объективно мало: творческие вузы — это ведь не мед-, пед- и политехнический институты, или теперь уже университеты примерно одинакового уровня, которые есть даже в областных центрах всех бывших союзных республик. О глобальном бизнесе наднационального масштаба тоже задумываются единицы. Остальные люди ходят на работу, в магазины, развлекательные заведения… и решают в жизни свои бытовые проблемы.

Привыкнуть-то можно к чему угодно. Если не ставить перед собой в жизни больших целей и не желать этого же своим детям. Представление о том, что то, что мы получили, нормально, очень хорошо, ничего страшного… — самообман, ограниченность, непонимание… Сложно даже сказать, чего в этом больше.

Факт же остается фактом: действительно, амбициозные люди из всех республик бывшего СССР, не уехавшие за его пределы, или перебираются на постоянное жительство в Москву, или имеют с ней профессиональные и иные связи.

Много всего меленького не заменяет большого. Стремление к демократии оборачивается сокращением себе возможностей. Об этом, как ни странно, задумываются лишь единицы.

Так что экономка экономикой, а дело в правах. За них вроде бы так боролись… Демократическое общество, в котором на первое место ставились бы суверенитет и права человека, мы не построили, существовавшую же систему, гарантировавшую относительную стабильность, — разрушили. Пространства интеллектуальной реализации, причем как индивидуальной, касающейся каждого конкретного человека, так и глубоко общественной, не создали. Мысли и разговоры об этом оказались лишь предвкушением того, что могло произойти. Понимание этого становится очевидным, но не для всех сразу.