Юваль Ной Харари - 21 урок для XXI века [Версия с комментированными отличиями перевода]

Следующий шаг для алгоритма – работать с самими песнями и мелодиями, слегка меняя их, чтобы адаптировать к запросам клиента. Возможно, вам не нравится небольшой фрагмент в целом отличной песни. Алгоритм знает об этом, потому что ваш сердечный ритм меняется, а уровень окситоцина падает, когда вы слышите раздражающий вас кусок. И он может переписать или отредактировать ноты, которые вам не по душе.

Когда-нибудь алгоритмы научатся сочинять целые мелодии, играя на человеческих эмоциях, словно на клавишах фортепиано. Используя ваши биометрические данные, алгоритм сможет даже писать персонализированную музыку, которую сможете полностью понять и прочувствовать только вы.

Часто говорят, что люди воспринимают искусство потому, что находят в нем себя. Мы увидим удивительные и несколько пугающие результаты, если, скажем, Facebook начнет создавать персонализированные шедевры на основе всего, что он о вас знает. Если вас бросит партнер, Facebook утешит вас песней об этом конкретном негодяе, а не о каком-то незнакомце, разбившем сердце Адель или Аланис Мориссетт. Песня даже напомнит вам о реальных эпизодах ваших взаимоотношений, о которых во всем мире знаете только вы двое.

Конечно, персонализированное искусство может и не войти в моду – не исключено, что люди по-прежнему будут предпочитать знакомые хиты, которые нравятся всем. (Как петь с друзьями песни, известные только вам, или танцевать всем вместе под такую музыку?) Но в создании мировых хитов алгоритмы способны проявить еще большую гибкость, чем в сочинении персональной музыки. Используя массивы биометрических данных миллионов людей, алгоритм сможет выяснить, на какие биохимические «кнопки» нужно нажать, чтобы будущий хит захватил все танцполы мира. Если искусство действительно призвано вызывать у человека эмоции (или манипулировать ими), то музыкантам-людям будет очень трудно или даже невозможно тягаться с алгоритмом: ведь они не в состоянии так глубоко понять главный инструмент, на котором играют, – свою биохимическую систему.

Появится ли в результате великое искусство? Все зависит от того, что мы вкладываем в это понятие. Если красота действительно в глазах смотрящего (и в ушах слушающего) и если клиент всегда прав, то у биометрических алгоритмов есть шанс создать лучшие шедевры в истории. Если искусство – это нечто более глубокое, чем человеческие эмоции, и оно должно выражать некую истину, не имеющую отношения к нашим биохимическим колебаниям, то биометрические алгоритмы, возможно, будут не слишком хорошими художниками. Как, впрочем, и большинство людей. Чтобы выйти на музыкальный рынок и потеснить многих композиторов и исполнителей, алгоритму не обязательно писать музыку лучше Чайковского. Для начала достаточно превзойти Бритни Спирс.

Исчезновение многих традиционных профессий в самых разных областях, от искусства до здравоохранения, отчасти будет скомпенсировано созданием новых. Семейного врача, который занят в основном диагностикой известных болезней и выпиской знакомых лекарств, вероятно, заменит искусственный интеллект. Но благодаря этому у нас останется больше денег на врачей и лаборантов, которые проводят революционные исследования, разрабатывают новые лекарства или хирургические процедуры [21] Eric Topol, The Patient Will See You Now: The Future of Medicine is in Your Hands (New York: Basic Books, 2015); Robert Wachter, The Digital Doctor: Hope, Hype and Harm at the Dawn of Medicine’s Computer Age (New York: McGraw-Hill Education, 2015); Simon Parkin, ‘The Artificially Intelligent Doctor Will Hear You Now’, MIT Technology Review (2016), https://www.technologyreview.com/s/600868/the-artificially-intelligent-doctor-will-hear-you-now/ ; James Gallagher, ‘Artificial intelligence “as good as cancer doctors”, BBC, 26 January 2017, http://www.bbc.com/news/health-38717928 . .

Искусственный интеллект будет способствовать созданию новых профессий и другим путем. Вместо того чтобы соревноваться с искусственным интеллектом, люди могут сосредоточиться на его обслуживании и совершенствовании. Например, замена летчиков беспилотными аппаратами сделала ненужными некоторые профессии, но вместе с тем создала новые рабочие места в сферах технического обслуживания, дистанционного управления, анализа данных и кибербезопасности. Вооруженным силам США для управления каждым дроном Predator или Reaper в небе над Сирией требуется 30 человек, а обработкой информации, поступающей от беспилотного аппарата, занимаются еще как минимум 80 сотрудников. В 2015 году американским ВВС не хватало опытных специалистов для этих должностей. Довольно забавный кризис – нехватка людей для управления беспилотными летательными аппаратами [22] Kate Brannen, ‘Air Force’s lack of drone pilots reaching “crisis” levels’, Foreign Policy, 15 January 2015, http://foreignpolicy.com/2015/01/15/air-forces-lack-of-drone-pilots-reaching-crisis-levels/ . .

Если так пойдет и дальше, то в 2050 году на рынке труда будет наблюдаться сотрудничество, а не соперничество человека и искусственного интеллекта. В самых разных областях, от политики до банковской деятельности, коллективы из людей и искусственного интеллекта могут превзойти и людей, и компьютеры. После того как в 1997 году разработанная IBM шахматная программа Deep Blue победила Гарри Каспарова, люди не перестали играть в шахматы. Наоборот: благодаря искусственному интеллекту шахматные мастера теперь играют гораздо лучше, чем когда-либо, и сегодня шахматные команды в составе человека и искусственного интеллекта (их называют «кентаврами») превосходят и людей, и компьютеры. Точно так же искусственный интеллект поможет готовить лучших в истории детективов, банкиров и солдат [23] Tyler Cowen, Average is Over: Powering America Beyond the Age of the Great Stagnation (New York: Dutton, 2013); Brad Bush, ‘How combined human and computer intelligence will redefine jobs’, TechCrunch (2016), https://techcrunch.com/2016/11/01/how-combined-human-and-computer-intelligence-will-redefine-jobs/ . .

Однако новые профессии, по всей видимости, потребуют высокой квалификации, а значит, вопрос о занятости неквалифицированных работников остается открытым. Возможно, создавать новые рабочие места будет проще, чем переобучить людей, которые должны их занять. Во время прежних волн автоматизации люди, как правило, могли переходить с одной монотонной и неквалифицированной работы на другую. В 1920-е годы сельскохозяйственный рабочий, оставшийся не у дел из-за механизации сельского хозяйства, находил новую работу на тракторном заводе. В 1980 году рабочий, уволенный из-за сокращения штатов, устраивался кассиром в супермаркет. Такая смена профессий была возможна потому, что переход с фермы на завод или с завода в супермаркет требовал лишь минимальной переподготовки.

Но в 2050 году кассир или работник текстильной фабрики, которого заменит робот, едва ли сможет стать ученым в области онкологии, управлять беспилотным летательным аппаратом или устроиться в банк, чтобы работать в паре с искусственным интеллектом. У него не будет необходимой для этих профессий квалификации. Во время Первой мировой войны был смысл посылать на фронт миллионы необученных призывников, которые перезаряжали пулеметы и тысячами гибли под огнем врага. Их индивидуальные умения и навыки не играли особой роли. Сегодня, несмотря на нехватку операторов дронов и специалистов по анализу данных, американские ВВС не спешат заполнять вакансии людьми, уволенными из супермаркетов Walmart. Никто не хочет, чтобы неопытный новобранец перепутал афганскую свадьбу с совещанием лидеров талибана.