Юваль Ной Харари - 21 урок для XXI века [Версия с комментированными отличиями перевода]

Может показаться, что от обеих историй веет расизмом. На самом деле расизм тут ни при чем. Это «культурализм». Люди продолжают героически сражаться против традиционного расизма, не замечая, что линия фронта проходит уже в другом месте. Традиционный расизм исчезает, но в мире становится все больше культуралистов.

Основой традиционного расизма служили биологические теории. В 1890-х или в 1930-х годах люди в таких странах, как Великобритания, Австралия и США, верили, что некие наследуемые биологические черты делают африканцев и китайцев менее умными, менее предприимчивыми и менее нравственными, чем европейцы. Все дело в их крови. Такие взгляды считались абсолютно приличными и научно обоснованными. Сегодня у многих людей сохраняются расистские предрассудки, однако эти предрассудки потеряли научную основу и солидную политическую поддержку – если только не перефразировать их в терминах культуры. Утверждение, что чернокожие склонны к совершению преступлений из-за «неправильных» генов, неприемлемо – в отличие от тезиса, что их криминальные наклонности проистекают из неблагополучной субкультуры.

Например, в США некоторые партии и лидеры открыто поддерживают дискриминационную политику и часто уничижительно отзываются об афроамериканцах, выходцах из Латинской Америки и мусульманах, но крайне редко говорят (или вообще не говорят), что дело в ДНК этих людей. Они считают, что проблема в культуре. Когда президент Трамп называл Гаити, Сальвадор и некоторые регионы Африки «вонючими дырами», он имел в виду культуру этих стран, а не генетические особенности их граждан [127] Lauren Gambini, ‘Trump Pans Immigration Proposal as Bringing People from “Shithole Countries”’, Guardian, 12 January 2018, https://www.theguardian.com/us-news/2018/jan/11/trump-pans-immigration-proposal-as-bringing-people-from-shithole-countries , ссылка актуальна на 11 February 2018. . В другой речи Трамп так высказался о мексиканских иммигрантах в США: «Мексика отправляет нам своих людей, но они не отправляют лучших. Они отправляют нам людей с огромным количеством проблем. И они приносят нам эти проблемы. Они приносят наркотики, они приносят преступность. Они насильники. Ну и, надо полагать, что среди них попадаются и приличные люди». Это крайне оскорбительное заявление – но в него заложен не биологический, а социологический смысл. Трамп не говорит, что все мексиканцы плохие, – он намекает, что хорошие мексиканцы продолжают жить к югу от Рио-Гранде [128] Tal Kopan, ‘What Donald Trump Has Said about Mexico and Vice Versa’, CNN, 31 August 2016, https://edition.cnn.com/2016/08/31/politics/donald-trump-mexico-statements/index.html , ссылка актуальна на 28 February 2018. .

В центре этих споров по-прежнему остается человеческое тело – идет ли речь об уроженце Латинской Америки, выходце из Африки или Китая. Очень многое зависит от цвета кожи. Если вы идете по улице Нью-Йорка и в вашей коже много меланина, то, куда бы вы ни направлялись, полиция будет относиться к вам с подозрением. Но и президент Трамп, и президент Обама объяснят вам значение цвета кожи в исторических и культурных терминах: причина подозрительного отношения полиции к вашему цвету кожи кроется не в биологии, а в истории. Вероятно, сторонники Обамы объяснят предрассудки полиции наследием исторических преступлений, таких как рабство, а сторонники Трампа скажут, что более высокий уровень преступности чернокожих – это печальное наследие исторических ошибок, совершенных белыми либералами и черными общинами. Даже если вы турист из Дели, ничего не знающий об истории Америки, вам все равно придется столкнуться с ее последствиями.

Переход от биологии к культуре – это не просто малозначащая смена терминологии. Это глубокий сдвиг с далеко идущими практическими последствиями, как положительными, так и отрицательными. Во-первых, культура отличается гораздо большей гибкостью по сравнению с биологией. С одной стороны, это означает, что современные культуралисты могут быть более толерантными, чем традиционные расисты: если «другие» принимают нашу культуру, мы принимаем их как равных себе. С другой стороны, такая гибкость может привести к гораздо более сильному давлению на «других» с целью заставить их ассимилироваться и более жесткой критике их неспособности это сделать.

Вряд ли вы осудите темнокожего человека за то, что он не осветляет кожу, но люди могут обвинить – и обвиняют – африканцев или мусульман в том, что они не способны принять нормы и ценности западной культуры. Нельзя сказать, что подобные обвинения всегда оправданны. Во многих случаях нет никакого смысла перенимать господствующую культуру, а иногда это просто невозможно. Афроамериканцы из бедных трущоб, которые искренне хотели бы влиться в американскую культуру, зачастую обнаруживают, что путь им преграждает институциональная дискриминация; а потом им же говорят, что они не прилагали должных усилий и поэтому в своих бедах им некого винить, кроме самих себя.

Второе ключевое различие между отсылками к биологии и апелляцией к культуре в том, что традиционный фанатичный расизм строится на предрассудках, а аргументы культуралистов иногда бывают вполне разумными, как в примере с вымышленными странами Тепландией и Морозией. У тепландцев и морозийцев действительно разные культуры с разным стилем человеческих взаимоотношений. А поскольку отношения между людьми очень важны для многих профессий, можно ли обвинять в неэтичности тепландскую фирму, которая наказывает морозийцев за поведение, согласующееся с культурными традициями Морозии?

Антропологов, социологов и историков эта проблема ставит в тупик. С одной стороны, все это очень похоже на расизм. С другой стороны, культурализм имеет гораздо более прочную научную основу, чем расизм, и специалисты в области гуманитарных и общественных наук не могут отрицать существования и важности культурных различий.

Разумеется, даже соглашаясь с разумностью некоторых утверждений культуралистов, мы не обязаны принимать их все.

Многие из этих тезисов обладают тремя общими недостатками. Во-первых, культуралисты часто путают локальное превосходство с объективным превосходством. Так, в условиях Тепландии локальный метод разрешения конфликтов может быть эффективнее подхода морозийцев, и в этом случае у фирмы есть все основания дискриминировать работников-интровертов (что приведет к непропорциональному наказанию иммигрантов-морозийцев). Но это не значит, что тепландский подход объективно лучше. Возможно, тепландцы могут чему-то научиться у морозийцев, а при изменении условий (например, если тепландская фирма выйдет на международный рынок и откроет отделения в других странах) разнообразие станет ценным активом.

Во-вторых, при четком определении критериев, времени и места утверждения культуралистов начинают казаться эмпирически оправданными. Но люди слишком часто прибегают к культуралистским обобщениям, которые не имеют смысла. Например, утверждение «морозийская культура менее толерантна к публичным вспышкам гнева, чем тепландская» вполне разумно – в отличие от тезиса «исламская культура отличается крайней нетерпимостью». Последнее утверждение слишком расплывчато. Что мы подразумеваем под «нетерпимостью»? По отношению к кому или к чему? Та или иная культура может быть нетерпимой по отношению к религиозным меньшинствам или каким-то политическим взглядам, но вместе с тем чрезвычайно толерантной к толстым людям или старикам. И что мы подразумеваем под «исламской культурой»? Мы имеем в виду Аравийский полуостров VII века? Или Пакистан начала XXI века? И наконец, каковы критерии? Если в дискуссии о толерантности к религиозным меньшинствам мы сравним Османскую империю XVI века с Западной Европой XVI века, то придем к выводу, что исламская культура чрезвычайно толерантна. А если сравним Афганистан под властью талибана с современной Данией, то вывод будет прямо противоположным.