Юваль Ной Харари - 21 урок для XXI века [Версия с комментированными отличиями перевода]

Конечно, даже Симба, несмотря на веру в вечный Круг Жизни, не размышляет о том, что львы, антилопы и трава на самом деле не вечны. Симба не задумывается, какой была Вселенная до эволюции млекопитающих и какая судьба ждет его любимую африканскую саванну после того, как люди убьют всех львов и закатают пастбища в асфальт и бетон. Делает ли это жизнь Симбы абсолютно бессмысленной?

Все истории неполны. Но чтобы сконструировать для себя жизнеспособную идентичность и найти смысл жизни, мне не нужна идеальная история, лишенная белых пятен и внутренних противоречий. Чтобы придать моей жизни смысл, история должна отвечать всего двум условиям. Во-первых, я должен получить роль. Коренной житель Новой Гвинеи вряд ли примет сионизм или сербский национализм, поскольку эти истории не имеют никакого отношения к Новой Гвинее и ее народу. Люди подобны кинозвездам – им нравятся только те сценарии, где у них главная роль.

Во-вторых, хорошая история должна выходить за пределы моего кругозора, хотя и не обязательно в бесконечность. История дает мне идентичность и вносит смысл в мою жизнь, делая меня частью чего-то большего, чем я сам. Но всегда есть опасность, что я задумаюсь: а что придает смысл этому «большему»? Если смысл моей жизни в помощи пролетариату или польскому народу, что придает смысл пролетариату или польскому народу? Герой одного анекдота утверждал, что мир держится на спине огромного слона. Когда у него спросили, на чем стоит слон, он ответил, что на спине большой черепахи. А черепаха? На спине еще большей черепахи. А эта огромная черепаха? Усмехнувшись, тот ответил: «Можете не беспокоиться. Там дальше одни черепахи».

Самые успешные истории – это истории с открытым концом. В них нет нужды объяснять, откуда берется изначальный смысл, потому что они привлекают внимание людей и удерживают его в безопасной зоне. Объясняя, что мир стоит на спине огромного слона, вы должны предупредить любые неудобные вопросы подробным рассказом о том, что ураганы возникают от движения гигантских ушей слона, а когда слон дрожит от гнева, происходят землетрясения. Если ваша история будет достаточно хороша, никому не придет в голову спросить, на чем стоит слон. Точно так же национализм завораживает нас историями о героизме, трогает до слез рассказами о катастрофах прошлого и возбуждает ярость, описывая несправедливости, которые пришлось пережить вашему народу. Мы так увлечены этим национальным эпосом, что начинаем оценивать все происходящее в мире с точки зрения последствий для нашего народа и не задаемся вопросом, что делает наш народ таким значимым по сравнению с остальными.

Если вы верите в какую-то историю, она заставляет вас живо интересоваться мельчайшими подробностями и не обращать внимания на то, что выходит за ее рамки. Убежденные коммунисты могут часами спорить, допустим ли альянс с социал-демократами на первом этапе революции, но редко задумываются о месте пролетариата в эволюции млекопитающих на планете Земля или о том, насколько распространена органическая жизнь в космосе. Подобную пустую болтовню они сочли бы контрреволюционной тратой времени.

В некоторых историях делаются попытки предложить полную картину пространства и времени, но уникальное свойство завладевать вниманием людей позволяет многим другим успешным историям ограничиваться куда более скромными сюжетами. Ключевой закон сочинения историй гласит: после того как история выходит за пределы кругозора аудитории, ее окончательные рамки уже не так важны. Фанатики могут устроить кровавую резню как во имя тысячелетнего народа, так и во имя бога, которому миллион лет. Люди плохо разбираются в больших числах: в большинстве случаев нужно совсем немного, чтобы поразить наше воображение.

С учетом того, что мы знаем о Вселенной, ни один вменяемый человек никак не должен был бы верить, что абсолютная истина о Вселенной – это история израильского, немецкого или русского национализма. Или национализма вообще. История, игнорирующая почти все пространство и время, Большой взрыв, квантовую физику и эволюцию жизни, – это всего лишь крошечный фрагмент истины. Но люди как-то умудряются не замечать ничего за пределами этого фрагмента.

Действительно, на протяжении всей истории человечества миллионы людей верили, что для того, чтобы их жизнь имела смысл, не обязательно даже участвовать в национальных или больших идеологических движениях. Достаточно просто «оставить что-то после себя», и тогда их личная история продолжится и после смерти. В идеале этим «чем-то» должна быть душа или сущность. Если после смерти моего нынешнего тела моя душа перейдет в новое, то смерть – это не конец. Это просто пустая страница между двумя главами, и сюжет, начавшийся в одной главе, продолжится в следующей. Многие хотя бы отчасти верят в эту теорию, даже если не связывают ее с какой-то конкретной религией. Им не нужны тщательно разработанные догматы – достаточно обнадеживающего чувства, что их история продолжится за горизонтом смерти.

Теория жизни как бесконечного эпоса чрезвычайно привлекательна и популярна, но у нее есть два серьезных изъяна. Во-первых, продлевая мою личную историю, я не делаю ее более важной – она просто становится более длинной. Две великие религии, проповедующие идею бесконечного цикла рождений и смертей, – индуизм и буддизм – разделяют страх перед бессмысленностью всего сущего. Миллионы и миллионы раз я учусь ходить, расту, ругаюсь с тещей, болею, умираю – а затем все это повторяется снова. В чем смысл? Если бы я собрал все слезы, пролитые в прежних жизнях, их хватило бы, чтобы заполнить Тихий океан; если бы я собрал в кучу все потерянные зубы и волосы, эта гора возвышалась бы над Гималаями. И что я получил взамен? Неудивительно, что индуистские и буддийские мудрецы тратили столько сил на поиск пути к избавлению от этой карусели, а не к ее продлению.

Вторая проблема этой теории – скудость доказательств. Где доказательства, что в прошлой жизни я был средневековым крестьянином, неандертальским охотником, тираннозавром или амебой? (Если я действительно прожил миллион жизней, то должен был успеть побывать динозавром и амебой, поскольку человек появился лишь около 2,5 миллиона лет назад.) И в каком облике я получу в будущем новую жизнь: киборга, исследователя других галактик или лягушки? Строить свою жизнь на таком обещании – все равно что продавать дом в обмен на просроченный чек, выданный банком, находящимся где-то за облаками.

Поэтому люди, сомневающиеся в том, что их душа или сущность продолжит существовать после смерти, пытаются оставить после себя что-то более осязаемое. Это «осязаемое» может принимать одну из двух форм: культурную или биологическую. Я могу оставить после себя, скажем, стихи или некоторые из моих ценных генов. Моя жизнь обладает смыслом, потому что через сто лет люди будут читать мои стихи или потому что на земле будут жить мои дети и внуки. В чем смысл их жизни? Ну, это уже их проблема, а не моя. Поиск смысла жизни напоминает игру с ручной гранатой с выдернутой чекой. Как только вы передали ее другому, вы в безопасности.