Михаил Леонтьев - Крепость «Россия»

Эти подходы, как хорошо понятно, требуют совсем другой, чем мы привыкли, специфики идеологической работы, при том, что она становится центром государственной политики. При советской власти (как и в других светских идеократиях, например в Третьем рейхе) она состояла из функций, во-первых, воспитательных и, во-вторых, охранительно-запретительных. Я неслучайно даже не упоминаю здесь пропагандистские, потому что они сводились к тупым бесконечным повторениям, без всякого интереса власти к их действенности, ибо какая речь о действенности при отсутствии конкуренции идей (как выяснилось, кажущемся отсутствии)? При изоляционизме же идеологическая работа должна стать набором политтехнологий, инструментально делающих упор не на цензуру, а на пиар. Это хорошо, потому что по политтехнологиям мы обошли всех, и занимаются ими ныне не самые тупые, как при СССР идеологией, а самые сильные люди, и таким образом мы сделаем ставку на нашу сильную сторону. И будет это весьма сложно, потому что будет требовать не только популяризации и победы тех или иных духовных продуктов◦— политических идей, видов спорта, музыкальных направлений и т.д., но и их создания. Вот в советское время боролись с западной музыкой, причем, как стало понятно позднее, наблюдая за ее эволюциями, в том числе в сторону сатанизма и пр., и за тем, каким авангардом западной идеологии она стала, не совсем зря. Но боролись глупо, кося под одну гребенку и то, с чем можно было и побороться, и отечественный рок, и вообще все, выходящее за рамки наших тогдашних ВИА. А главное◦— совершенно безрезультатно, точнее, с обратным результатом, на пустом месте создавая поклонников Запада. А вот в изоляционистском будущем идеологические политтехнологи подойдут к этому вопросу совершенно с другими установками: создать и популяризовать новые музыкальные направления, по сравнению с которыми про современную западную музыку можно будет сказать: старье и дешевка! И эту позицию, в свою очередь, надо будет популяризовать среди широких масс молодежи. Да, это будет вызов для наших политтехнологов! И это еще не самое трудное. Для создания серьезных цивилизационных различий придется еще придумывать и популяризовать новые социальные структуры и институты (скорее всего, не совсем новые, а◦— для большей приживаемости◦— имеющие глубокие национальные корни, но это еще сложнее). Придется вводить общественную моду на те или иные вещи, причем противоположные общемировым тенденциям (например, на многодетность, распространить которую только социально-экономическими методами невозможно). Делающие это люди будут уже даже не политтехнологами, а социальными инженерами и будут, видимо, составлять элиту из элит. Но потенциал для этого в современной России ясно виден.

Могут возникнуть вопросы: неужели цивилизационные различия и их борьба в умах людей сводятся только к бытовым и околобытовым вещам? Понятно, что этот аспект недооценили в СССР и, может, даже из-за этого и проиграли, но разве тот же Рим не имел в политическом устройстве еще больших отличий от окружающих, чем в быту? Тем более как быть с мессианской идеей, которая всегда была свойственна России и которая как раз вроде и может быть самым серьезным межцивилизационным барьером? Конечно, и в политической и экономической (в политэкономическом смысле) жизни необходимо культивировать и пропагандировать различия, так же сводя их к общепонятной философии. Вот у нас засилье олигархов, связанных с властью, причем по ненависти к ним в обществе достигнут почти консенсус. Но на момент написания этих строк (январь 2004 года) появилась серьезная надежда и даже уверенность в том, что в обозримом будущем с ними будет покончено как с классом. А на Западе-то олигархи, еще побогаче наших, никуда не денутся! При этом так же связанные с властью (может, и не настолько прямо коррупционным образом, но это, как говорится, замнем для ясности). Волна слияний и поглощений последних 15–20 лет приводит к укрупнению корпораций почти до уровня монополистического конца XIX века. Выше говорилось о необходимости введения у нас золотого стандарта, а на Западе его нет, и доллар держится на честном слове, потому что отношение денежной массы к ВВП в США чудовищное. Огромная часть экономики приходится на рынок акций, весьма значимая часть которых по своей цене потеряла всякую связь с реальностью; а у нас истинно публичных (то есть без реального хозяина) акционерных обществ нет и не будет, как и значимого рынка акций. Вот вам и философия: у нас настоящие деньги и свобода бизнеса, а у вас олигархия в союзе с плутократией, держащие вас на крючке суррогатных денег и смешных бумажек.Правда, для того чтобы такая философия не казалась абсурдной, надо сначала разобраться с нашими олигархами и обуздать наше коррумпированное чиновничество, но политтехнология и социальная инженерия тем и отличаются от старой идеологической работы, что пытаются не доказать недоказуемое, а изменить его так, чтобы оно стало доказуемым, да и делать это все равно придется. Еще полезнее ввести радикальные нововведения в систему правосудия, например не просто легализовать, а предписать широко использовать в следствии и суде допрос с психотропными средствами. Я не могу и не хочу всерьез анализировать непосредственные последствия этого, потому что я здесь, как выше с разделением властей, пропагандирую не конкретную меру, но необходимость сильных отличий. Но, будучи введено, это (или что-то иное) позволит сказать: у васпродажные суды, обогащающие только адвокатов, ау нас никто не скроет ничего и никто неможет быть осужден невинно,и это будет сильно. Что касается мессианской идеи, то ее, в отличие от корпоративной философии, придумывать не надо, ибо она есть: Москва есть Третий Рим и четвертому не бывать. Причем и Рим св. Петра и византийских патриархов, то есть центр христианства, и Рим консулов, императоров и базилевсов, то есть цивилизационный центр земли. Многое из того бытового, политического и экономического, о чем говорилось выше, должно стать составной частью этой мессианской идеи, правда наименее значимой. Но мне представляется, что выносить ее на направление главного удара рано◦— надо еще дождаться мощнейшего ренессанса православия и обновления нашей Церкви (не путать с обновленческой ересью), которые у нас волею Бога вскоре начнутся, и чем раньше мы перейдем к пропагандируемой здесь активной изоляции, тем лучше. Тем не менее сразу надо начинать пиарение простой и очевидной вещи: мы, Россия, есть не оплот православия,но последний оплот христианства;ибо в каком бы состоянии ни находилось у нас христианство и РПЦ как конкретная общественная организация, больше нигде в мире настоящего христианства и настоящей Церкви как тела Христова нет. Но пассионарность у нас сейчас мала для того, чтобы сказать: мы осенены мессианской идеей и потому мы другие (как ранние христиане). Реальнее для нас и вполне приемлемо обратное: мы◦— другие и потому мы осенены мессианской идеей.