Виктор Даниленко - Деньги и политика [Воздействие крупного капитала на политическую жизнь в капиталистических странах]

«Нынешнее правительство является не только исполнительным комитетом класса капиталистов, но и представляет собой не что иное, как монополистический капитал, находящийся непосредственно у власти, — констатирует, анализируя состав администрации республиканцев, сан-францисская газета «Пиплз уорлд». — …Видимо, правящие круги Соединенных Штатов теперь уже не удовлетворяются тем, что на верхушке власти находятся их агенты из политических партий. Они не доверяют никому, кроме самих себя, в деле проведения нужной им политики» 21.

Аналогичная картина наблюдается и в Англии. По мнению английского исследователя Дж. Росса, консервативная партия и ее лидеры связаны с денежным мешком даже еще более тесными узами, чем обе буржуазные партии в США. Подтверждением тому может служить состав кабинета тори, сформированного после выборов 1979 года: 71 % его членов — бывшие директора солидных фирм и корпораций; 14 % — крупные землевладельцы; 86 % членов данного кабинета окончили привилегированные частные школы, куда могут послать своих детей не просто богатые, но лишь очень состоятельные родители. То же самое можно сказать и о парламентской фракции консерваторов: 46,6 % ее состава — предприниматели, свыше 24 % — юристы и финансовые консультанты, то есть люди, имеющие самое непосредственное отношение к бизнесу.

Кабинет, сформированный консервативной партией после досрочных парламентских выборов 1983 года, практически ни в чем в данном отношении не изменился. Министр образования и науки К. Джозеф до 1979 года был директором нескольких фирм одновременно, а его семья владеет акциями на сумму 500 тыс. ф. ст. в гигантской строительной компании «Бовис». Министр обороны М. Хезлтайн — крупный бизнесмен, сколотивший состояние на операциях недвижимостью и в издательском деле. Еще 12 лет назад его акции лишь в фирме «Хеймаркет траст» составляли сумму в 600 тыс. ф. ст. Министр энергетики П. Уокер до перехода в государственный аппарат занимал директорские посты в 18 компаниях и т. д и т. п.

Не менее показательна и политико-правовая практика Японии: и здесь члены правительства кровными узами связаны с миром бизнеса, с миром наживы, обладают многомиллионными состояниями. Так, согласно опубликованным в 1984 году сведениям, самый богатый человек в кабинете Накасонэ — государственный министр, ответственный за экономическое планирование, Комото, состояние которого, по оценке западногерманской газеты «Зюддойче цайтунг», составляет 56 млн. западногерманских марок. Министр внешней торговли и промышленности Оконоги владеет состоянием в 31 млн. марок, министр труда Сакамото — в 16 млн. марок, а министр иностранных дел Абэ — почти в 8 млн. марок. Состояние самого премьер-министра Японии Накасонэ газета оценивает в 7 млн. западногерманских марок.

Стимулируемое политическим бизнесом, вытекающее одновременно и из его потребностей и из его результатов встречное перемещение управленческих кадров приводит к становлению личной унии олигархии государственной и олигархии финансово-промышленной. Последнее существенно облегчает (благодаря личным контактам, связям, влиянию, нередко одновременно политического и экономического характера в одном лице, разнообразию каналов и источников информации и т. п.) функциональное взаимодействие государственных и частных институтов, мобилизуемых в целях максимального удовлетворения потребностей монополистического капитала, порождая нарастающие темпы развития политического бизнеса. Подтверждением тому могут служить заметные изменения в политической и государственно-правовой практике ведущих стран капиталистического мира в послевоенный период.

Разрозненные, эпизодические действия отдельных фирм и корпораций на политической арене, ограниченные по своим масштабам и осуществляемые зачастую в скрытых, негласных формах, ориентированные прежде всего на получение конкретных, частных поблажек и услуг, вылились сегодня в широкомасштабную, в известной мере даже координируемую деятельность, осуществляемую открыто и на постоянной основе. Цель этой деятельности уже не столько частные уступки (они, конечно, также не исключаются), сколько жесткое «привязывание» конкретного правительственного курса к определенным, сегодняшним, потребностям ведущих фирм и корпораций, выражающееся в шагах в области бюджетной политики, налоговых мероприятий, политики государственных займов и инвестиций, основных внутри- и внешнеполитических установках и т. п. Таким образом, политический бизнес принял в настоящее время характер определенной системы, располагающей в известной мере и своей институционной структурой (например, комитеты политических действий в Соединенных Штатах), и специфической правовой базой, то есть в некотором роде институциализировался. Это не могло не затронуть функционирование всех звеньев политико-правовой надстройки буржуазного общества и в первую очередь государственных институтов.

Отмеченные изменения имеют двоякое значение. С одной стороны, они содействуют дальнейшему сужению социальной базы империалистического государства, служат дополнительным инструментом, который, в числе прочих, используется монополистическим капиталом для обеспечения своего всеобъемлющего и безраздельного контроля над различными областями общественно-политической и государственной жизни. «Наибольшие ограничения на сферу политики накладывает контроль национальной экономики корпорациями, — признает, оценивая современное положение вещей, американский политолог Дж. Помпер. — Они, а не правительство или избиратели, принимают главные экономические решения» 22. Помпер едва бы исказил картину, если бы распространил свою оценку и на политические решения.

С другой стороны, и этот аспект в данном случае представляет особый интерес, развитие политического бизнеса обусловливает непрерывное увеличение политических инвестиций, а значит, и общий прирост денежной массы, задействованной в сфере политики. При этом бросается в глаза резкое увеличение темпов такого прироста в 60—70-е годы — период заметной активизации бизнеса на политике, становления его институционной и правовой базы. В результате объем «политических денег» в сравнительно короткие исторические сроки увеличился многократно. А это, в свою очередь, содействовало общему возрастанию значения денег в политической и государственной жизни буржуазных стран, порождая связанные с этим серьезные политические и социальные проблемы.

В числе последних — нарастающая гонка вооружений. Слияние интересов военно-промышленного комплекса и государственной администрации приводит к активной милитаризации экономической жизни, что, в свою очередь, обусловливает неравномерность развития отдельных отраслей промышленного производства, порождает хронические бюджетные дефициты, приводящие к росту государственного долга, усилению инфляции и безработицы, то есть дестабилизирует экономику стран капиталистического мира в целом, подхлестывая и углубляя циклические кризисные спады, осложняя и затягивая периоды выхода из очередных кризисов. Наглядным тому подтверждением может служить, в частности, современное состояние экономики США.