Родрик Брейтвейт - За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Обогащение и социальное возвышение семьи Харитоненко происходило по этому образцу. Иван Герасимович Харитоненко (1820–1891) родился близ города Сумы на севере Украины. Современники отмечали, что Иван — «выходец из народа». Члены его семьи были государственными крепостными, и он тоже, возможно, был освобожденным крепостным. Это был человек, обязанный всем только самому себе, своему интеллекту, работоспособности, нравственным принципам, выдающейся предприимчивости и поразительной энергии. «Говорят, — писал восхищавшийся им многословный автор некролога, — что колоссальные состояния не могут быть созданы из ничего, они всегда зиждутся на какой-нибудь темной сделке». Однако, продолжал он, Иван явно опровергал это правило, и даже его враги никогда не пытались доказывать обратное. Начав младшим помощником местного купца, ко времени освобождения крепостных он уже сколотил небольшой капитал. Это высвободило его энергию и толкнуло на независимый путь — он занялся сахарным делом. Украинская сахарная промышленность не процветала в руках пассивных местных землевладельцев, ранее в ней господствовавших. Новые люди типа Ивана Харитоненко превратили ее в один из наиболее динамичных и механизированных секторов индустрии в Российской империи. Отчасти благодаря полученным ими от правительства концессиям, к середине XIX века украинцы производили 4/5 всего сахарного песка империи, а к 1914 году украинское производство сахара уступало по объему только Германии.

Иван тоже процветал. К 1913 году «Харитоненко И. Г. и сын», компания, которую Иван основал в 1884 году в Сумах, владела примерно 65 тысячами гектаров пахотной земли на Украине, рафинадным заводом и восемью сахарными фабриками. В начале 1880-х годов Иван купил на малообещающей песчаной территории к северу от Харькова усадьбу и деревенский дом, который назвал в честь внучки «Наталевка». В 1915 году один модный журнал, все еще выходивший, несмотря на войну, весьма неточно назвал этот дом «смесью швейцарского шале и английского коттеджа» [3] Столица и усадьба , № 32, 1915. С. 4–9. В журнале имеются также фотографии усадьбы. .

Скотоводческие и коннозаводческие предприятия Ивана стали известны далеко за пределами Украины — вплоть до Германии, а его лошади регулярно побеждали на московских бегах. Он построил студенческое общежитие в Киеве, церковь в своей родной деревне, основал гражданские и военные академии, бесплатные приюты для бездомных, открыл больницу, собор и сиротский дом в самих Сумах. За эти общественные благотворительные деяния власти присвоили ему официальное звание действительного статского советника (в армии оно соответствует рангу генерала); звание принесло ему официальное наследственное дворянство. Осталась его фотография, относящаяся к этому периоду: лысый, с искринкой юмора в глазах человек, явно сильный и волевой. На его похоронах присутствовало 15 тысяч человек. Благодарные жители города Сумы поставили ему памятник на главной площади (половину средств на это предоставил его сын). После революции памятник был снесен, чтобы водрузить на этом месте статую Ленина.

Развиваясь, сахарная промышленность Украины начала конкурировать с такой же отраслью промышленности, давно утвердившейся в Москве и в глубине России. Это было, конечно, отнюдь не по вкусу московским купцам, которые еще в середине XIX века начали жаловаться на несправедливую конкуренцию. Иван Харитоненко уловил общее настроение. В 1879 году он купил дом на Москве-реке, где ныне стоит его особняк. Сначала он использовал двор старого дома, чтобы хранить там сахар. Однако, когда в 1891 году он умер, его сын, Павел Иванович, начал работы по сооружению нового здания, которые были завершены в 1893 году.

Павел продолжил начатое отцом продвижение по социальной лестнице. Его жена, Вера Андреевна Бакеева, происходила из дворянской семьи, имевшей владения недалеко от Курска, ближе к границе с Украиной. Их дочь, Наталья, вышла замуж за князя Горчакова, внука одного из русских министров иностранных дел с особенно продолжительным стажем. Другая дочь стала женой гвардейского офицера. Как видим, с тех времен, когда Харитоненко были крепостными, их семья успела продвинуться весьма далеко. Однако они не последовали примеру видных московских купцов, которые стали участвовать в муниципальной и национальной политике, не занялись они и каким-либо новым видом коммерческой деятельности. С сахарной промышленностью они не порвали. Когда Павел построил свой модный новый особняк, он не покинул, по примеру Морозовых, Рябушинских и прочих, Замоскворечья с его особой старомодной атмосферой и не переехал в какой-либо из более модных районов к северу от реки. Семья, судя по всему, сохранила консервативные наклонности.

Заботясь о расширении семейного дела (завод по производству сахарного песка в Сумах стал крупнейшим в стране), Павел в то же время обладал острым чувством гражданского долга. Он был старостой своей местной церкви Св. Софии, расположенной на берегу Москвы-реки, неподалеку от его нового особняка, и оплатил ее реставрацию. Он выплачивал стипендию 20 студентам Московской консерватории, членом попечительского совета которой являлся. Для рабочих всех своих заводов он построил школы и больницы. Накануне войны пожертвовал крупную сумму на расширение русского воздушного флота, который на том этапе был, вероятно, самым передовым в мире. С его фотографии на нас смотрит типичный представитель процветающего европейского среднего класса конца века: бородатый, самодовольный человек, неотличимый от равных ему по положению англичан времен короля Эдуарда VII. Однако его портрет, написанный Валентином Серовым (1865–1911), одним из величайших художников России, раскрывает другую сторону его натуры: довольно слабое лицо, лицо одного из незадачливых персонажей-интеллектуалов Чехова. Те, кто знал его в расцвете сил, говорят о нем как о человеке эмоциональном. Он бродил по художественным выставкам, покупал картины и покровительствовал художникам, устраивал роскошные и дорогостоящие приемы, якшался с аристократами, был страстным охотником, пожалуй, немножко снобом и повесой. Харитоненко не был одним из видных коллекционеров-новаторов, таких как Сергей Щукин, который одним из первых оценил и приобрел ранние работы Пикассо и Матисса. Он не оказал помощи становлению русского авангарда, как его собрат-москвич Савва Морозов. Но у него была крупнейшая коллекция картин известного живописца Нестерова (1862–1942), который писал иконы в маленькой церкви, построенной Павлом в Наталевке по проекту архитектора Щусева. На галерее в его доме, которая теперь называется столовой Второй империи, висел тогда портрет надменной «Неизвестной» Ивана Крамского (1837–1887), картина, известная большинству русских, да и многим в Англии, поскольку она была помещена на обложке «Анны Карениной», вышедшей в издательстве «Пингвин».