Константин Долгов - После Путина

А пока подытожу: путинская экономическая стратегия оказалась гибкой и в то же время устойчивой. Главная её черта — организованное равновесие — позволила, с одной стороны, добиться достаточно впечатляющего роста, с другой — сохранить (а во многом — вернуть) государственный контроль над важнейшими отраслями экономики. Это стало возможным за счёт того, что сама стратегия была в высшей степени рациональной, но при этом вовсе не «деидеологизированной», хотя и лишённой традиционного для крайних экономических идеологий догматизма. Безусловно, это не было случайностью: государственнический характер российской экономики — часть общего подхода Путина к управлению страной. Как этот подход проявился в других отраслях, попробую показать в следующих главах.

Внешняя и внутренняя политика Путина как последовательный вызов западной гегемонии

Когда-то ещё в украинский мой период довелось по долгу службы проводить серию электоральных исследований — так называемые фокус-группы. Нам с коллегами нужно было определить наиболее востребованную в политическом сознании жителей одного украинского города модель политического лидера. И заодно выяснить, что в этой модели с их точки зрения является главной чертой, из-за чего, собственно, она им так по душе, эта самая модель. Результаты были разнообразные, местами, как всегда в таких исследованиях, уморительные. Самым простым способом узнать то, что нужно, было использовать реальные примеры — дать возможность участникам групповых обсуждений выбирать конкретных политиков в качестве основы для идеальной модели. А поскольку происходило всё в эпоху правления незабвенного бугристо-лишайного «мессии» по фамилии Ющенко, то не стоит удивляться, что украинские политики мало вдохновляли участников наших фокус-групп. В основном в качестве образцов выбирали кого-нибудь зарубежного, а то и вовсе советских лидеров. Помню, из советских активно фигурировал Андропов, ну и Сталин, конечно, хотя и о Ленине с Брежневым отзывались тепло. Но чаще всего наиболее востребованной называлась модель «Путин». Ничего удивительного в этом не было: шёл второй срок Владимира Владимировича, он уже был сверхпопулярен и в России, и за её пределами, а уж на Украине подавно. Ведь вы без труда можете увидеть, что и сегодня популярность Путина на Украине крайне высока, просто определённая часть населения превратила его в своё злое божество… Ну что ж, бывает, народы тоже сходят с ума и в результате нарываются на карательную психиатрию. Впрочем, не буду отвлекаться.

Так вот, Путин оказался наиболее востребованным образцом политического лидера, что совершенно нас не удивило. Поразило нас другое: чтоименно участники исследования отмечали в качестве главной, определяющей черты Путина как лидера. Мы-то ожидали самого простого — ссылок на российские зарплаты и пенсии, на другие экономические успехи, на личные достижения из разряда авиаполётов или дзюдо, на умение доступно и уместно пошутить и т. д. А оказалось, что главное, стержневое качество, которое и делало Путина наиболее востребованным образцом политического лидера с точки зрения наших «подопытных», — это то, как он ведёт внешнюю политику.

Почти все участники всех фокус-групп, называвшие Путина в качестве такого образца (а их в целом было около двух третей), говорили приблизительно следующее: настоящий лидер государства прежде всего делает так, чтобы государство уважали. Причём в самой стране его, как правило, не столько уважают, сколько любят или не любят, то есть относятся эмоционально. Потому что отождествляют со своей родиной, отношение к которой может быть только эмоциональным. Вот и к государству своему относишься с той или иной эмоцией. А вот «снаружи» к государству относятся либо с уважением, либо без. И Путин, по мнению людей, которых мы «исследовали», добился восстановления уважения к России на мировой арене. Естественно, каждый второй из этих двух третей, назвавших Путина образцом, вспоминал об СССР: дескать, сегодня к России относятся в мире почти так же, как относились к СССР. А если бы, мол, Путин ещё и Союз возродил (тут уже, конечно, разные варианты звучали: либо союз восточнославянских республик, либо всех, кто захочет, кроме Прибалтики, и т. д.), то его внешняя политика была бы безукоризненной.

Ещё тогда мне запомнилось, что говорили эти люди. Конечно, рассуждения на тему эмоционального и уважительного отношения сомнительны: уважение тоже может быть вполне эмоциональным, а отношение к своей стране — холодным, взвешенным и беспристрастным. Но то, что они главным критерием успешности, эффективности и нужности президента какой бы то ни было страны сочли качество его внешней политики — в этом есть очень разумное зерно. Давайте попытаемся разобраться, что представляет собой внешняя политика президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина, начиная с 2000 года. Как уже повелось, первым делом поговорим о восприятии. О том, как воспринимали Путина там, за рубежом. Вернее, оттуда, из-за рубежа. В принципе, ничего неожиданного я вам не скажу: за рубежом Путин был всего лишь преемником Ельцина, ставленником определённой части российских олигархов, дружественных американским и европейским олигархам. Комитетское прошлое ни о чём этаком западным «аналитикам» не говорило: во-первых, оно достаточно давнее, это прошлое (ведь Путин руководил ФСБ уже в гражданском статусе, да ещё и отказался звание от Ельцина принять), во-вторых, из КГБ вышло немало очень даже дружественных для европейцев и американцев персонажей. С чего бы им было ожидать от «преемника Ельцина» какой-то иной позиции, каких-то сюрпризов? В команде условной у него — западники, либералы, пусть и не все; Березовский, фигура вполне для Запада приемлемая, поддерживает «преемника» так громко, что даже слишком; в Германии его помнят, и немецкий он знает. В общем, наш человек, наш парнишка, удовлетворённо кивали зарубежные лидеры.

Ан нет, не ваш. Хотя и начал Путин вполне под стать ожиданиям забугорных друзей, если ориентироваться на формальности. Концепция внешней политики, подписанная летом 2000-го, концентрировала все усилия МИДа на экономической безопасности страны, на защите зарубежных интересов россиян, на мирном и конструктивном сотрудничестве с другими странами одновременно с участием в международной конкуренции. Сразу с 2000 года новый российский президент начинает активно участвовать в показательных международных мероприятиях. Да-да, знаменитая «Большая восьмёрка», которая в 2014 году вернулась вместе с Крымом (Крым вернулся в Россию, а «восьмёрка» — в «семёрку»), это типичное показательное мероприятие. Как принято говорить, «диалоговая площадка», хотя и высшего уровня. «Большая восьмёрка» не принимала никаких решений, не вела никакой деятельности, а всего лишь разговаривала на публику, беседовала для журналистов. И причём не столько ради самой беседы, сколько ради «демонстрации стремления к объединению всего мира в стремлении… э-э-э… к миру и единству, вот». Я бы назвал «Большую восьмёрку» не столько политическим или тем более дипломатическим собранием, сколько пиар-акцией. Акцией, тем не менее, необходимой в то время для России. С одной стороны, Путин, как говорится, посылал сигнал всему цивилизованному миру: Россия не собирается ни быть отщепенкой, ни плестись в хвосте. С другой стороны, участие России в подобных международных инициативах подчёркивало её миролюбивость, способность к диалогу и готовность встраиваться в мировые процессы, то есть в глобализацию. Нужно это было? Конечно, нужно. И не только для того, чтобы бдительность усыпить. А для того, чтобы не впасть в наслаждение самоизоляции. Это ведь огромное искушение — реализовать свою геополитическую уникальность самоизоляционным образом. В самом-то деле, претензий к Западу накопилось полно. Пусть и не в полную самоизоляцию впадать, но вот демонстративно отвернуться от всех этих русофобов — это ли не соблазн? Любого он настигал из тех, кто помнит советские времена: ведь Советский Союз, несмотря на страны Варшавского договора, Вьетнам, Китай, Кубу, то и дело впадал в демонстративную самоизоляцию. Мог себе позволить, да и холодная война способствовала. Самоизоляция удобна, если ты не Северная Корея и у тебя есть чем напакостить заокеанским партнёрам, есть чего их лишить, в общем, имеется возможность сделать так, чтобы о твоей самоизоляции зарубежье сокрушалось больше тебя. Отчего же Путин действовал совершенно противоположным образом? Почему после того длительного внешнеполитического позора, который накрыл Россию почти на все девяностые, не пошёл на показательное пренебрежение теми, от кого страна терпела неприкрытое унижение?