Константин Долгов - После Путина

И тем не менее на некоторые из этих неоднозначностей можно найти ответ. Я не могу сказать, что ответ этот мне по душе; не могу я и сказать, что полностью согласен с тем механизмом выведения Крыма из состава Украины, который был избран. Мне до сих пор кажется, что было бы куда меньше проблем на международном уровне, если бы всё было обставлено более «цивилизованно». Но, как мне кажется, я могу объяснить, почему всё произошло именно так. Дело в том, что слишком велика была угроза не только внешней агрессии против крымчан — как киевской, так, кстати, и зарубежной: да, американцы пребывали в некоторой заторможенности и сами никуда бы не полезли, но где гарантия, что не предприняли бы какие-нибудь сумасшедшие попытки те же турки или, например, румыны? Всех этих больших друзей Украины и сам Киев от применения силы в Крыму могло остановить только одно: масштабное присутствие значительно превышающей их возможности силы. Такой силой была только Россия; её присутствие на полуострове было ограничено договорами по Черноморскому флоту. Естественно, ускорение перехода Крыма в независимый от Украины статус решало проблему присутствия российских войск в любом количестве. Как я уже сказал, была велика угроза не только внешней агрессии, но и внутреннего разброда и шатания. Путину во что бы то ни стало нельзя было допустить кровопролития на полуострове. А оно могло начаться и без прямой внешней агрессии. Крым был наводнён всяческим ультранационалистическим сбродом, агентами СБУ, меджлисовцами и ультраисламистскими радикалами. В любой момент они могли попытаться арестовать новую крымскую власть. В любой момент они могли подстрекнуть обитателей украинских военных баз на стрельбу. В любой момент они могли спровоцировать переход пусть и напряжённого, но всё же мирного положения в кровопролитные столкновения русских с татарами, татар с украинцами, украинцев с русскими и бог знает кого с кем. И с каждым днём таких «любых моментов» становилось всё больше. Необходимо было торопиться. Отсюда и отказ от переходного статуса независимости Крыма: такой переходный этап хоть и приблизил бы процедуру к формально правовой, но потребовал бы подготовки ещё одного референдума, на который однозначно не было времени. А вот отсутствие в бюллетене пунктов по сохранению статус-кво и возможности дать отрицательный ответ объяснялось ориентацией на реальный социальный запрос. Как признавался позже сам Путин, у него на руках были результаты исследований и социологических опросов. Он прекрасно знал, какие варианты интересуют крымчан, а какие нет. И стремясь избежать усложнения процедуры голосования на референдуме, сократил перечень вопросов и вариантов до необходимого. Отсутствие же варианта статус-кво было кивком в адрес Киева, чтобы там поняли: о Крыме можно забыть раз и навсегда. И безусловно, после попыток Киева объявить всё происходящее в Крыму нарушением украинских законов и конституции (надо же, какие законопослушные нашлись: а назначать Турчинова и. о. президента при действующем и находящемся в Харькове, то есть на территории государства, Януковиче — не нарушение конституции?), а также демонстрацией намерений арестовать Аксёнова и Константинова, этот кивок был совершенно необходим. Целесообразными были и все остальные «неоднозначности». И то, что Путин рискнул пойти на них, свидетельствует о том, что даже в такой сложной ситуации он сохранял индивидуальный подход к решению политических задач.

Почему всё-таки я считаю, что именно возвращение Крыма вписало Путина в историю раз и навсегда? Потому что это действительный и несомненный успех геополитического масштаба. И как всякий геополитический успех, он вызвал «эхо» на самых разных уровнях — от культурно-идеологического до повседневно-обывательского. То, что сам Крым необходимо было «брать» в первую очередь по военным соображениям, никакой не секрет. Если бы возвращение Крыма не состоялось, то, как правильно писал в своё время Константин Кеворкян, вся система обороны России потеряла всякий смысл. Под контроль американцев (а вы как думали? После февраля 2014 года где Киев — там американцы) попала бы «решающая» территория. Но эти соображения не были единственной причиной. Я даже не уверен, что они преобладали над другими соображениями, в частности об интересах народа, который нуждается в защите, который десятилетиями продолжал считать себя частью России и который ждёт от неё поддержки. Умение Путина реагировать не только на политические, но и на социальные запросы проявилось в «крымской весне» максимально масштабно. Возвращением Крыма Путин окончательно поставил точку в ельцинской модели внешней политики и окончательно вернул миру настоящую Россию, которая своих не бросает. Именно поэтому Крым — пропуск в бессмертие. Мне бесконечно больно, что судьба Крыма оказалась недоступна для Донбасса, для моего родного Харькова, для Одессы. Но я понимаю, почему так получилось. Потому что во всех этих городах — даже в Донецке и Луганске — не было возможности избежать внутренней агрессии, то есть кровопролития на улицах. Крым можно было полностью взять под контроль без единого выстрела; у крымского «Беркута» был Чонгар, был перешеек, на котором достаточно было поставить два десятка пулемётов. А в Харькове, на Донбассе ничего этого не было. Не было возможности исключить полномасштабную агрессию Киева, даже если бы Харьков присоединился к Донецку и Луганску. Но главное — не было возможности избежать кровопролития в самом Харькове, где, к сожалению, пророссийское большинство не было ни таким абсолютным, как в Крыму, ни таким сплочённым и подготовленным. И хотя любые разговоры о «подвиге крымчан» в сочетании с обвинениями харьковчан или одесситов в «сливе» — это подлость, ложь и предательство, но разница в условиях была слишком значима. И эта значимая разница сделала бы российское вмешательство в этих городах опасной авантюрой. Опасной не для России, а для мирных жителей. Конечно, трагедия Донбасса, который Киев стремится стереть с лица земли, не может быть оправдана никакой целью, но эту трагедию Россия попыталась смягчить так, как только это было возможно, обеспечив Донбассу всю возможную поддержку. И пожалуй, я вынужден признать: обеспечив возвращение Крыма, Путин стал бессмертным русским политиком. Но если бы Россия ввела свою армию в Харьков, в Одессу или на Донбасс, Путин стал бы захватчиком. Да, мы в Харькове встречали бы этого захватчика цветами, но, боюсь, тех последствий, к которым бы привёл этот захват, не простили бы в дальнейшем Путину ни мы сами, ни русские России. И он, осознавая, что у него нет возможности и средств контролировать все эти возможные последствия, был вынужден на время остановиться. Рискнув народной поддержкой, симпатиями и доверием жителей Юго-Восточной Украины, рискнув многим, но сохранив существенно большее число жизней, чем то, которым пришлось пожертвовать.