Викиликс: Секретные файлы

У нас до сих пор нет доступа к самым изобличающим документам, касающимся применения пыток в Ираке американскими военными. Когда появлялись разоблачения из Абу-Грейб, журналисту Сеймуру Хершу стало известно, что у Пентагона была запись невероятного инцидента в этой тюрьме, когда «женщина передавала сообщение, говоря: “Прошу, придите и убейте меня после того, что случилось”». Она находилась в заключении вместе с группой мальчиков. Их подвергали сексуальному насилию, снимая все на камеру. Велась и аудиозапись криков мальчиков {141} .

Лидеров государства, которые вели эту войну, похоже, все подобные зверства оставляли невозмутимыми. Бывший вице-президент Дик Чейни, когда его спросили о роли администрации Буша в пытках, заявил: «У меня нет проблем, раз мы достигаем своих целей. А наша цель — добраться до парней, которые осуществили 9/11, и тем самым предотвратить очередное нападение на Соединенные Штаты». Когда ему сказали о примере с человеком, которого приковали к стене камеры, обливали холодной водой и замораживали только для того, чтобы выяснить, что он совершенно невиновен, Чейни был непреклонен: «Меня больше тревожат плохие парни, которым удалось ускользнуть и освободиться, чем те немногие, которые на самом деле были невиновными» {142} .

Это было повторяющейся темой. До тех пор, пока это происходило с «плохими парнями», безоговорочно любая жестокость была позволительной. Редко когда взаимосвязь между демонизацией и терроризмом выражалась с такой ясностью.

Во время своего пребывания на посту главы исполнительной власти президент Буш неоднократно характеризовал иракских повстанцев как «террористов» и описывал их «стратегическую цель» как «поколебать волю цивилизованного мира»: «Два года назад я заявил Конгрессу и стране, что война с террором будет долгой войной, войной другого типа, борьбой на много фронтов во многих местах. Главный фронт сегодня — это Ирак. Враги свободы устроили там отчаянную последнюю схватку, и их надо победить» {143} . Проблема состояла в том, что его собственная разведка не поддерживала его же заявления. Аргумент был таким: «Аль-Каида» вновь появилась в Ираке как «иностранные боевики» после полного разгрома в Афганистане. Но, по оценкам американской разведки, «иностранные боевики» составляли только 5 % сил повстанцев. Проникновение «Аль-Каиды» в Ирак предположительно было связано с личностью Абу Мусаба аз-Заркауи; однако его влияние было невелико, и его силы находились под атакой главных войск повстанцев с начала периода оккупации {144} .

По мнению американской разведки, главной движущей силой восстания была националистическая оппозиция оккупации, а не джихадизм в стиле «Аль-Каиды». Более того, тактика восстания не отвечала главному условию, призванному характеризовать ее как «террористическую»: большинство его акций, согласно ежеквартальным исследованиям Министерства обороны США, было направлено против оккупационных войск, а не против мирного населения {145} .

Схожая схема обнаружилась и в Афганистане, где большое количество людей вступало в воскресшее движение «Талибан» в результате жестокостей оккупации, до тех пор, пока на 80 % территории страны не стали доминировать силы «Талибана». Бывший глава миссии ООН в Афганистане полагает, что, хотя тактика действия движения вызывала значительные потери среди гражданского населения, это было — на американском жаргоне — «сопутствующим ущербом», результатом «технических недостатков». Целью являлось «не терроризировать население», а «наносить урон врагу» {146} .

Эта склонность США демонизировать оппонентов, чтобы оправдать политику собственной администрации (преднамеренная военная цель, как обнаружила «Вашингтон Пост» в 2006 году {147} ), временами весьма разочаровывала американских союзников. В 2007 году сэр Ричард Дэннет, в то время глава Британской армии, выступил с важной речью, отвергая главные аргументы «войны с террором». Размышляя о такой характеристике иракского сопротивления как «терроризм», он заявил: «По мотивации… наши противники — это иракские националисты, большинство из них заботят их собственные нужды (работа, деньги, безопасность), и большая часть из них — это неплохие люди». Далее он делает схожие замечания о мятеже в Афганистане, сожалея о том, что его огульно характеризуют как «Талибан» {148} .

Вызывает удивление, что империя прилагает столь потрясающие усилия с такими катастрофическими результатами. Однако насколько успешно она морально оправдывает свои собственные действия и очерняет действия

своих противников? Депеши «Викиликс» дают нам некоторые подсказки. В них мы снова и снова обнаруживаем аккуратное использование юридического, бюрократического и политического языка, и все это для того, чтобы обеспечить нормативные рамки для действий правительства США.

Возвращаясь к делу Сами аль-Хаджа: документы показывают плоды тщательных ритуалов военно-судебного процесса, юриспруденции и категоризации, которые позволили задерживать его, как если бы он был особо опасным террористом. Эти ярлыки обеспечили администрации Буша основание утверждать, что все или большая часть людей, находящихся в плену, «плохие парни». Тем не менее представители администрации американского президента, в свою очередь, зависели от решений Министерства юстиции и Белого дома при интерпретации соответствующего применения международного и национального законодательства и принятия решения о статусе задержанных. Именно у государства была прерогатива применять ярлыки и приклеивать их: и именно Сами аль-Хадж должен был просить о свободе, несмотря на то, что против него не было никаких доказательств.

Эта тема всплывает слишком часто. Между вооруженной мощью Соединенных Штатов и их союзников, с одной стороны, и силой разрозненных ополченцев, собравшихся, чтобы дать отпор оккупационным войскам в Ираке и Афганистане, с другой, именно США обладают властью определять, ради чего ведется война, кто является «террористом», а кто сражается «за справедливость».

Такие словесные манипуляции подчеркивают власть классификации и классификацию власти. Идет ли речь о «справедливой войне» или терроризме, «пытках» или «расширенных техниках допроса», «вражеских комбатантах» или «политических заключенных», мы обнаруживаем, что возможность отстаивать определение и подкреплять его силой — это важнейший элемент имперской власти. Определение и классификация — части того, что делают государства: они определяют социальные категории, имеющие смысл в повседневной жизни, — женатый, холостой, преступник, полицейский, черный, белый, террорист, солдат, герой, злодей. И делают они это посредством языка, закона и культуры. Оказывается, что империя — даже в условиях, когда она прибегает к крайнему насилию, — не может обойтись без власти идей.