Брюно Жароссон - От Сунь-цзы до Стива Джобса: искусство стратегии

Парадоксальная природа военной стратегии связана с ее интерактивным характером. Война сталкивает не только волю с материей, но и одну волю с другой волей, одну стратегию с другой. Цель стратегии – воздействовать на решения противника. Стратега беспокоят не тела вражеских солдат, а мозги вражеских полководцев. Можно пожертвовать частью своих ресурсов, чтобы заставить противника принять ошибочное решение, и это будет хорошая стратегия.

Парадоксальный характер стратегии показывает, почему война не должна быть продолжением политики. Политика не бывает парадоксальной. Политик может действовать только прямыми методами и вынужден концентрировать силы для достижения цели. Когда война превращается в политику, она, игнорируя стратегический парадокс, ведет к последним крайностям. Лиддел Гарт считал, что это последняя крайность глупости.

Примером стратегического парадокса может служить атомная бомба. Вот некоторые связанные с ней парадоксальные особенности:

• На разработку и изготовление атомной бомбы были потрачены колоссальные средства, но после 1945 г. она больше ни разу не использовалась.

• Атомная бомба больше не используется не потому, что она неэффективна или обладает недостаточной разрушительной силой; напротив, она обладает чрезвычайной разрушительной силой. Атомная бомба способна причинить такие чудовищные разрушения, что никому и в голову не придет строить на них свои планы.

• Устрашение слабого со стороны сильного, обладающего атомной бомбой, никогда не работало. Северный Вьетнам не отказался от войны против США под тем предлогом, что американская авиация способна за одну секунду стереть Ханой с лица земли. Симптоматично, что в этом конфликте (как и во многих других) атомное оружие не играло никакой роли и его применение даже не обсуждалось – ни одной из воюющих сторон.

• Атомная бомба, убивающая жаром, охладила войну между США и СССР (не зря эту войну назвали холодной). Созданная как сверхоружие, атомная бомба во многих случаях послужила инструментом мира. В октябре 1962 г., в разгар Карибского кризиса, она вынудила двух политиков, наделенных правом принятия решений, Кеннеди и Хрущева, сойти с тропы войны и заключить мир. Кеннеди провел переговоры до того, как напасть на Кубу, хотя его военные советники настаивали на том, чтобы вначале захватить Кубу, а уже потом вести переговоры с позиции силы. Хрущев уступил (почти уникальный случай в истории холодной войны), по всей вероятности, отказавшись слушать своих коллег по политбюро, которые двумя годами позже отправили его на дачу копаться в огороде. Хрущев по итогам этого конфликта лишился своего поста, зато спас мир от атомной войны. Пожалуй, оно того стоило. Этот пример лишний раз доказывает, что атомное оружие – вещь слишком мощная, чтобы быть использованной для разрешения конфликтов международного масштаба.

Атомное оружие – оружие исключительной силы, о каком мог бы мечтать Клаузевиц, и оно открывает путь к последним крайностям. Как мы только что показали, это парадоксальное оружие. Оно полностью меняет картину мира: угроза слишком серьезна, чтобы рассуждать о ней всерьез, а само его существование делает невозможным его применение. В данном случае экзистенция не предшествует сущности, как говорил Жан-Поль Сартр, а разрушает сущность. Тем самым она показывает трагическую глупость концепции Клаузевица о последних крайностях. После 1945 г. у атомной бомбы была всего одна жертва – Клаузевиц.

Лиддел Гарт не только отмечает, но и углубляет классическое разделение между стратегией и тактикой. Правда, он предпочитает говорить о просто стратегии и «большой стратегии». Последняя отличается от первой масштабом целей и разнообразием используемых средств (прямых и непрямых действий и т. д.). Стратеги школы Клаузевица, по его мнению, часто были сильны в стратегии, но оказывались слабыми в большой стратегии. Примером тому может служить союз Наполеона и Талейрана, завершившийся разрывом. Наполеон слывет величайшим стратегом своего времени, а Талейран по прозвищу Хромой Дьявол – профессиональным предателем (он приносил присягу на верность двенадцати разным режимам), в том числе изменником родины (в 1808 г. во время встречи с русским царем в Эрфурте он давал тому советы, как совладать с Наполеоном, хотя официально должен был убедить его помогать французскому императору).

Действительность отличается большей сложностью. Наполеон объявил себя великим военным стратегом. Но с точки зрения большой стратегии он добился лишь того, что Европа образовала коалицию против Франции. В конечном итоге к 1815 г. Франция уменьшилась в размерах по сравнению с 1799 г., когда он пришел к власти, значительно ослабела и надолго утратила верных союзников в Европе.

Все это произошло не по воле слепого случая, а в результате взглядов императора на большую стратегию. Талейран в 1807 г. бросил Наполеона потому, что понял: империя проиграла. Проиграла не потому, что императору не хватило военного таланта. Она проиграла потому, что ему не хватило таланта к большой стратегии. Наполеон допустил непростительную ошибку: он решил, что Европу можно переделать силой. Он ничего не понимал в большой стратегии – в том смысле, какой вкладывает в это понятие Лиддел Гарт. А вот Талейран отлично в этом разобрался.

Наполеон принес Франции неисчислимые бедствия, погубив в военных авантюрах огромное число людей.

Талейран в это время не занимался военной стратегией. Но на Венском конгрессе он попытался спасти то, что еще можно было спасти. Если бы Наполеон не вернулся с острова Эльба, чтобы снова предать Европу огню и затопить ее кровью, Талейран наверняка вытащил бы Францию из ужасного положения, в котором она оказалась по вине императора. И Валлония сегодня была бы французской. После Ста дней 1815 г. – нового кровавого безумия, в которое вверг Францию Наполеон, – Талейран проявил чудеса дипломатии и добился того, что Франция была восстановлена в своих правах и присоединилась к сообществу европейских государств. Талейран настаивал на том, что без сильной Франции равновесие в Европе невозможно. Продвигая эту идею, он уговорил Австрию, Пруссию, Россию, но главным образом Англию, убедив правителей этих стран преодолеть свои страхи и свою ненависть. Блестящая игра, и очень жаль, что в 1919 г., во время заключения Версальского мира, среди его участников не нашлось своего Талейрана. Возможно, это позволило бы избежать Второй мировой войны. Европа, контур которой в 1815 г. набросал Талейран, на долгие пятьдесят пять лет забыла о войнах.

В 1830 г. уже постаревший Талейран вступил в переговоры с Англией, ратуя за создание государства Бельгия. Тем самым он ликвидировал угрозу новой мировой войны и «привязал» Францию и Англию к этой самой Бельгии, которая из-за своего нейтралитета казалась малозначащей, но сыграла ключевую роль в спасении Франции и Англии в 1914-м и даже в 1940 г.