Эмма Гольдман - Анархизм

Политически человечество пребывало бы до сих пор в рабстве, если бы не Джоны Боллы, Уоты Тайлеры, Вильгельмы Телли и другие бесчисленные борцы–гиганты, которые сражались шаг за шагом против власти королей и тиранов. Если бы не отдельные борцы, то мир не был бы потрясен до самого основания огромной волной французской революции. Великим событиям обыкновенно предшествуют мелкие по внешности инциденты. Так красноречие и огонь Камилла Демулена прозвучали, как иерихонская труба, разрушая до самого основания Бастилию, символ пытки, оскорблений и ужасов.

Всегда и во все времена знаменосцами великой идеи и освободительных усилий, были немногие храбрецы, но не толпа, которая всегда была мертвым балластом, мешающим движению вперед. Эта истина доказана в России яснее, чем где бы то ни было. Тысячи жизней принесены в жертву кровавому царскому режиму, но чудовище на троне все еще не насытилось. Как это возможно, чтобы в стране, где существует высокоидейная, культурная интеллигенция, искусство и литература, лучшие элементы стонали под железным игом самодержавия? Большинство – вот объяснение; эта сплоченная, неподвижная, сонная масса русских крестьян, которые все еще верят, что веревка, на которой вешают «белоручек», приносит счастье.

В истории американской борьбы за свободу большинство было неменьшим препятствием к прогрессу. До сих пор идеи Джефферсона, Патрика Генри, Томаса Пэйна не признаются их потомками, ибо масса не желает их знать. Величие и мужество, боготворимое в Линкольне, было подготовлено его предшественниками, но это забывается. Негритянский вопрос был выдвинут еще деятелями из Бостона, каковы были Ллойд Гаррисон, Венделль Филлипс, Торо, Маргарет Фуллер и Теодор Паркер, во главе которых по своему мужеству и твердости стоял мрачный гигант, Джон Браун. Именно их неустанные усилия, красноречие и упорство подорвали могущество южно–американских рабовладельцев. Линкольн и его сторонники пришли уже, когда вопрос об отмене рабства стал практической задачей дня, признанной всеми.

Около 50 лет тому назад на политическом горизонте мира сверкнула метеором ослепительная идея социализма, – была столь многообещающа, столь революционна и всеобъемлюща, что страх закрался в сердца всех тиранов. С другой стороны для многих миллионов эта идея была вестником радости, счастья и надежды. Пионеры знали о трудностях на их пути, знали о сопротивлении, преследованиях и лишениях, которые они должны вынести, но гордо и бесстрашно они выступили вперед. Теперь эта идея стала обычным избитым лозунгом. Почти каждый человек ныне социалист: богач так же, как его бедная жертва; защитники закона и власти так же, как и их несчастные нарушители, вольнодумец так же, как и ханжа, упорно держащийся религии; модно наряженная дама так же, как и бедно одетая девица. Почему же нет? Ведь эта истина, появившаяся 50 лет тому назад, стала теперь ложью, когда ее окорнали со всех сторон, обрезали, отняли у ней юношеское вдохновение, лишили ее силы и революционного идеала. Почему же нет? Теперь это уже не прекрасная мечта, а «практически осуществимая схема», основывающаяся на воле большинства. Почему же нет? Политический интриган всегда возносит фимиамы большинству, – бедное, обманутое, одураченное большинство, если бы только оно последовало за нами!

Кто не слышал эту песню? Кто не знает, как ее неустанно напевают все политиканы? Что народ истекает кровью, что его грабят и эксплуатируют, я знаю так же хорошо, как и эти господа, ловящие голоса избирателей. Но я утверждаю, что не кучка паразитов, а сами массы ответственны за это ужасное состояние вещей. Большинство раболепствует перед своими господами, обожает кнут и готово первое кричать: «распни его», как только кто–нибудь возвышает голос против святости капиталистической власти или другого отжившего учреждения. И неизвестно еще как долго просуществовала бы власть и частная собственность, если бы не готовность народных масс служить солдатами, полицейскими, тюремщиками и палачами. Социалистические демагоги знают это так же хорошо, как и я, но они поддерживают миф о достоинствах большинства, потому что их программа также стоит за продолжение власти. А как можно добиться власти без большинства? Власть, принуждение, подчинение основывается на большинстве, но свобода или свободное развитие человека или создание свободного общества от большинства не зависят.

Я отрицаю большинство, как творческую силу, не потому, что я не сочувствую всем притесненным и обездоленным, и не потому, что не знаю ужасные, позорные условия, в которых живут народные массы. Вовсе нет и нет! Но я отрицаю большинство потому, что я знаю слишком хорошо, что массы никогда не стояли за справедливость и за равенство. Большинство всегда подавляло человеческий голос, подчиняло человеческий дух, и заковывало в оковы человеческое тело. Его целью всегда было сделать жизнь однообразной, серой, монотонной, как пустыня. Как большинство, оно всегда уничтожало индивидуальность, свободную инициативу и оригинальность. Поэтому я верю вместе с Эмерсоном, что «массы – грубы, убоги; их влияние, их требования вредны; им нельзя льстить, их нужно только учить и учить. Я не желаю делать им никаких уступок, их следует тренировать, разделить, разбить и вырвать из них отдельные личности! Массы! Массы – это бедствие. Я не хочу никаких масс, и желаю иметь дело только с отдельными честными людьми и вежливыми, милыми женщинами».

Другими словами, всякая живая правильная мысль об общественном и экономическом процветании может стать реальностью только благодаря энергии, мужеству и твердой решимости интеллигентного меньшинства, но ни в коем случае не благодаря большинству.

Анализировать психологию политического насилия (убийства или покушения) не только чрезвычайно трудно, но и очень опасно. Если к таким актам относиться со вниманием, то тебя сейчас же обвинят в восхвалении политического убийства. Если, с другой стороны, выражаешь симпатию к самому виновнику политического преступления, то рискуешь быть заподозренным в соучастии. Однако только понимание и симпатия могут поставить нас лицом к лицу с самим источником человеческих страданий и указать на выход из положения.

Примитивный человек не имел понятия о силах природы, боялся их и прятался от опасностей, когда они ему угрожали. Когда человек научился понимать явления природы, он уразумел, что, хотя они могут убить и причинить много вреда, но в то же время они могут принести и облегчение. Для человека, занимающегося данным вопросом, должно быть ясно, что накопляющиеся в нашей общественной и экономической жизни силы, прорывающиеся в акте политического насилия, подобны накопляющимся силам в нашей атмосфере, которые проявляются в буре и молнии.