Сергей Жаков - Лже–Штирлиц: Низвержение кумира

● Если проанализировать то, что именно невольно прорывается у Путина в эти моменты истины, обращает на себя внимание тот факт, что президент-чекист в своей публичной несдержанности и невоспитанности как две капли воды походит на своего "совкового" тезку - недалекого, неотесанного и сексуально-озабоченного мальчика Вовочку, еще один колоритный персонаж народных анекдотов, некую советскую реинкарнацию царского поручика Ржевского. Для того, чтобы понять, откуда торчат ноги этого "совкового" анфан-террибля и малолетнего сексуального террориста, приходится опять возвращаться в путинское детство. Все проблемы Путина, конечно, начались в его самом раннем возрасте (классическая психоаналитическая схема).

● Мальчик Вова формировался в совершенно убогих бытовых условиях. В скандально известной книжке Владимира Сорокина "Голубое сало", на которую ополчились как-то путиноиды из путенюгенда, есть, в частности, следующий эпизод из жизни лубянского следователя Хвата, заплечных дел мастера из чекистских казематов, до деталей похожий на детство будущего чекиста Путина. А сам юрист Хват как две капли воды похож на нашего выпускника юрфака ЛГУ и бывшего "разведчика" из ленинградского УКГБ: "... на дыбе в бетонном подвале Лубянки ... Сахарова допрашивал знаменитый Хват - живая легенда МГБ, дважды Герой Советского Союза, следователь по делу зловещего вредителя Вавилова, посвятившего свою жизнь выведению "быстрой спорыньи" и заразившего ею кубанскую пшеницу. Маленький, сухой и подвижный Хват сидел за своим, известным каждому сотруднику Госбезопасности, "подноготным" столом, курил трубку и ждал, пока подвешенный перестанет кричать. На застеленном коричневой клеенкой столе лежали многочисленные приспособления для пыток в области ногтей. Симпатичная черноглазая стенографистка примостилась в углу за маленьким столиком. Наконец голое, мокрое от пота тело академика перестало дергаться, и вместо крика из его перекошенного дрожащего рта обильно потекла слюна. - Ну, вот и славно... - Хват выбил трубку, натянул черные кожаные перчатки, встал и подошел к подвешенному. - Знаешь, Сахаров, я люблю работать с учеными. Не потому, что вы слабее военных или аристократов. А потому, что глубоко уважаю ваш труд. Это у меня с детства. ... Семья у нас была - семеро по полкам. Отец - работяга запойный, мать прачка. Жили в огромном коммунале - сто квартир, один сортир. Чего там я только не насмотрелся. И мордобой, и пьянство, и ебля беспробудная, не разберешься кто в кого сует. Но было одно светлое пятно. Жилец. Возле самого сортира. Маленькая комната. Шесть метров. Очкарик. Студент. Математик. Сам невзрачный. Прыщавый. Одет аккуратно, но в обноски. Голос слабый, гайморитовый. Зайдет, бывало, на кухню: "Товарищи, могу я попросить кружку кипятка?" И все наши громилы татуированные, все лахудры неподмытые, все старухи скрипучие - враз притихнут. Почему - не понятно. Я бывало, как просрусь, из сортира выйду, подойду к его двери, к замочной скважине нос приложу, потяну Запах. Необычный. Умным человеком пахло. Приятнее этого запаха для меня тогда ничего не было. С ним в ноздрях я и в органы пришел. Я и сейчас умных людей по запаху отличаю. Вот ты, например, - Хват понюхал блестящие от пота ягодицы академика, - тоже умный... "

● Очень это описание детских лет литературного персонажа Сорокина - чекистского следователя Хвата, палача и садиста с Лубянки - напоминает нам реальное детство будущего настоящего чекиста, а в последствии и российского президента. Не потому ли такую злость вызвала эта книга у путиноидов и молодежи из Путин-югенда, которые пошли агрессивным идеологическим фронтом в атаку на сорокинское "Голубое сало", стараясь "пришить" ее талантливому автору сфабрикованное уголовное дело, якобы о распространении порнографии (до разбора отдельных страниц сексуального характера этого яркого произведения мы тоже дойдем, но не все сразу).

● Довольно интересный след для разработки версий можно нащупать в замечаниях школьной учительницы Путина про его нелюбовь к компаниям и про начало занятий спортом. Тут кроется что-то недосказанное, куда более личное, чем нам открыто показывают в книжке. Во-первых, во всем этом есть прямое противоречие: хулиганистый пацан, который всю детскую жизнь проводил во дворе, которому, по его же собственным словам, там было комфортнее, чем в школе, которого учительница и грозный папаша не смогли отучить от компании неких братьев Ковшовых, вдруг, внезапно разлюбил дворовые, да и всякие другие компании на всю жизнь и решил заняться спортом для самозащиты и самоутверждения. Тут явно скрывается какая-то личная драма. Вполне вероятно, что над малолетним и слабым Путиным в такой дворовой компании произошло грубое надругательство, насилие, не исключено, что и сексуальное, что заставило его замкнуться, озлобиться и жаждать отмщения, приступив к более, чем серьезным занятиям спортивными боевыми искусствами.

● Одновременно любопытно то, что для самозащиты Вова в конце концов предпочел именно борьбу, а не бокс, хотя, судя по тому, что он нам сам рассказывает, определенной решительности ему было не занимать (после первого перелома носа на ринге к врачу не пошел), а бокс был бы более действенным средством самозащиты. Но бокс предполагал все-таки исходное наличие более развитой физической силы Путина и его примерного равенства с потенциальными противниками, от которых надо было защищаться. Ни того, ни другого у него, по всей видимости, не было, а борьба самбо, да и дзюдо, позволяла главное - противостояние физически слабого, но ловкого и хитрого значительно более сильному противнику.

● Но кроме контекста самозащиты и возрастной эмансипации в этом путинском детском спортивном выборе был возможно и иной аспект, более интимный, чувственный. У Вовы-маленького не было ни братьев, ни сестер, его отношения и с отцом, и с матерью были начисто лишены физической ласки (поцелуйчиков разных и сюсюканья), и мальчику очевидно требовалось восполнять этот глубокий аффективный пробел. Настоящей семьей, в эмоциональном плане, ему стала спортивная команда, а настоящим отцом, воспитателем и примером для подражания - тренер.

● Проблема заключалась в том, что в этой борцовской команде совсем не было девочек, а были одни только мальчики. Да и тренер проникся такой удивительной заботой к своему юному подопечному, что не стал ограничиваться нормальным и понятным общением в спортивном зале или в раздевалке, но слишком уж близко начал интересоваться внеспортивной повседневной жизнью подростка, более, чем регулярно ходить к нему домой, играть гораздо большую роль в его становлении, чем родной отец.