Мэри Калдор - Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху

Нетрудно понять также, что война и завоевания, с одной стороны, и усугубляющийся деспотизм, с другой, взаимно помогают друг другу; что у народа, состоящего из рабов, можно вволю брать деньги и людей, чтобы с их помощью покорять другие народы; что война дает одновременно и предлог для новых денежных поборов и другой не менее благовидный предлог для того, чтобы постоянно содержать многочисленные армии, дабы держать народ в страхе. Наконец, каждому достаточно хорошо видно, что государи-завоеватели по меньшей мере так же воюют со своими подданными, как и со своими врагами, и что положение победителей не лучше положения побежденных 37 .

Хотя целью войны был объявлен рациональный государственный интерес, для того чтобы внушить верность и убедить мужчин рисковать своими жизнями, всегда были нужны причины, сильнее возбуждающие дух. Все-таки именно религиозный пыл воодушевлял армию нового образца Кромвеля, которая представляла собой наиболее ранний пример профессиональной военной силы Нового времени. Прусский успех часто приписывают силе лютеранства.

К концу XVIII века стало возможным определить ту специфическую социально организованную деятельность, которая воспринимается нами в качестве войны. Ее можно было бы взять в контексте целой серии новых различений, характерных для эволюционирующего государства. В их число входят:

• Различение между публичным и частным, между сферой государственной и негосударственной деятельности.

• Различение между внутриполитическим и внешнеполитическим, между тем, что происходит в пределах четко определенной территории государства, и тем, что происходит за ее пределами.

• Различение между экономическим и политическим, обусловленное подъемом капитализма, отделением частной экономической деятельности от публичной государственной деятельности и устранением из экономической деятельности физического принуждения.

• Различение между гражданским и военным, между внутригосударственными ненасильственными правовыми сношениями и внешнеполитической насильственной борьбой, между гражданским обществом и состоянием варварства.

• Различение между законным носителем оружия и нонкомбатантом или преступником.

Прежде всего возникло само различение между войной и миром. Вместо более или менее непрекра-щающейся насильственной деятельности война стала дискретным событием, отклонением в том, что представлялось поступательной эволюцией по направлению к гражданскому обществу, — не в сегодняшнем смысле активных граждан и организованных НПО, а в смысле повседневной безопасности, мира в стране, уважения закона и правосудия. Стало возможным помыслить «вечный мир». Несмотря на то что связь между консолидацией государства и войной была понятна многим великим либеральным мыслителям, они все же предвидели, что увеличение взаимообмена между государствами и рост ответственности государств перед инфор-

старые войны

мированной общественностью могут предвещать появление более целостной Европы и более мирного состояния всего мира, равно как расширение гражданского общества за пределы национальных границ. В конце концов, именно Кант в 1795 году указал на то, что глобальное сообщество сжалось до того предела, когда «нарушение права в одном месте чувствуется во всех других»^.

Клаузевиц и войны XIX столетия

Клаузевиц начал писать свой трактат «О войне» в 1816 году, спустя год после окончания Наполеоновских войн. В этих войнах он участвовал на проигравшей стороне, побывал в плену, и пережитое им оказало на книгу глубокое влияние. Наполеоновские войны стали первым примером народной войны. В 1793 году Наполеон ввел воинскую обязанность, levee en masse, и в 1794 году у него был уже 1 миллион 169 тысяч человек под ружьем — крупнейшая когда-либо созданная в Европе военная сила.

Центральный тезис трактата «О войне», особенно первой главы, единственной, которую Клаузевиц считал завершенной, состоит в том, что война тяготеет к крайностям. Война — это социальная деятельность, в которой примиряются разные стремления или эмоции: рассудок, случай и стратегия, а также страсть, которые можно связать соответственно с государством или политическими лидерами, армией или генералами и народны-

ми массами. Из этой тройственной картины войны Клаузевиц вывел свою концепцию абсолютной войны. Лучше всего интерпретировать абсолютную войну как гегельянское абстрактное или идеальное понятие, это внутреннее стремление войны, которое может быть выведено из логики трех разных стремлений. Оно имеет собственное существование, которое состоит с эмпирическими реалиями в отношении напряженности.

Эта логика получила выражение в терминах трех «взаимодействий». На политическом (или рассудочном) уровне государство, стремясь реализовать свои намерения, всегда сталкивается с сопротивлением, а следовательно, должно действовать жестче. На военном уровне цель должна состоять в разоружении противника ради реализации политического намерения, в противном случае всегда остается опасность контратаки. И наконец, сила воли зависит от чувств и настроений народных масс. Война выпускает на волю страсть и вражду, которые могут оказаться неконтролируемыми. С точки зрения Клаузевица, война — это рассудочная деятельность, даже если на службу ей призваны эмоции и настроения. В этом смысле война — это также и нововременная деятельность, основывающаяся на секулярных соображениях и не ограниченная запретами, исток которых лежит в области дорацио-нальных представлений о мире.

Действительная война отличается от абстрактной войны по двум основным причинам — политической и военной. Во-первых, политическое намерение может оказаться ограниченным и/или народная поддержка может быть недостаточной.

Чем сильнее натянутость отношений, предшествовавших войне, тем больше война приблизится к своей абстрактной форме, тем больше вопрос сведется к тому, чтобы сокрушить врага, тем более военная и политическая цели совпадут, тем больше война представится чисто военной, менее политической. Чем слабее мотивы войны и напряжение, тем меньше естественное направление военного элемента (насилия) будет совпадать с линией, которая диктуется политикой, и, следовательно, тем значительнее война будет отклоняться от своего естественного направления! 4.

Во-вторых, война всегда характеризуется тем, что Клаузевиц называет «трением»: проблемы материально-технического обеспечения, плохая осведомленность, неустойчивая погода, недисциплинированность, труднопроходимая местность, не соответствующая требованиям организация и т. д. — все это замедляет войну и делает ее в действительности иной, нежели она спланирована на бумаге. Война, говорит Клаузевиц, это «противодействующая среда», в которой свою роль играет и неопределенность, и косность мышления, и непредвиденные обстоятельства. Действительная война — это результат напряженности, существующей между внутренним стремлением к абсолютной войне и сдерживающими факторами политического и практического свойства.