Мэри Калдор - Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху

В частности, акцент на боевых потерях своим контринтуитивным последствием имеет выпадение из поля зрения крупных эпизодов насилия. По словам Милтона Лейтенберга, «в Камбодже между 1975

15. URL: http://www.pcr.uu.se/research/ucdp/program_overview/

16. URL: http://www.cidcm.umd.edu/pc/ и 1978 годом было мало „боевых потерь”, сравнительно немного в Сомали в 1990 и 1991 годах или в Руанде в 1994 году; однако было бы странным, если бы в данные не включили миллион погибших в Камбодже, 350 тысяч — в Сомали и 800 тысяч или более — в Руанде»! 7.

Тем не менее сведения из этих трех баз данных имеют некоторое отношение к тезису о новых войнах. Все они совпадают в следующих заключениях.

• Фактическое исчезновение войн между государствами.

• Спад всех войн высокой интенсивности, в которых боевые потери превышают тысячу человек в год.

• Спад смертоносности войны, измеряемой в единицах боевых потерь.

• Увеличение продолжительности и/или рост количества рецидивов войн.

• Территориальная близость к другим войнам как фактор риска.

Иными словами, по-видимому, имеет место спад «старых войн», к которым главным образом и относятся эти измерения. Также наблюдается количественный спад гибнущих в сражениях, что согласуется с моим тезисом об уменьшении значения сражений. И если некоторые из учтенных в данных базах конфликтов являются «новыми войнами», это, по-видимому, свидетельствует в пользу моих аргументов о том, что новые войны трудно закончить и что они имеют тенденцию распространяться.

17. Leitenberg Milton. Deaths in War and Conflicts in the 20th Century. Cornell University Peace Studies Program Occasional Paper 29, 3rd edn, 2006.

Наиболее существенные меры по учету новых реалий приняла УПДК, добавив данные по эпизодам одностороннего насилия и по негосударственным конфликтам с использованием насилия. Обе эти цифры, вероятно, растут, и это опять-таки согласуется с моим тезисом, что новые войны могут трактоваться в качестве случаев взаимного одностороннего насилия и что незатухающие низкоуровневые конфликты низкой интенсивности станут, возможно, в будущем закономерностью.

Те, кто критиковали концепцию новых войн, используя указанные типы данных, на самом деле сражались с призраками. Так, высказывалось утверждение, что новые войны — это гражданские войны, а спад гражданских войн говорит о том, что количественного роста новых войн не происходит. Но я все время настаиваю, что новые войны не являются гражданскими, и никогда ничего не утверждала о том, увеличивается ли или уменьшается число новых войн. Мой тезис всегда касался лишь изменения характера войны. Странно, но критики также посчитали, что доводом против понятия новых войн является уменьшение тяжести сражений, тогда как, напротив, это лишь подтверждает концеп-

1 R

цию новых войн .

Потери

В первом издании моей книги подсчеты соотношения военных и гражданских потерь базировались на тех цифрах, которые были получены благодаря

18. Melunder Erik, ObergMagnus, Hall Jonathan. Are «new wars» more atrocious? Battle severity, civilians killed and forced migration before and after the end of the Cold War // European Journal of International Relations. 2009. Vol. 15. Р. 505.

нашим исследованиям войн 1990-х годов в рамках возглавляемого мной проекта в Университете ООН, и на статистике, содержащейся в ежегодных выпусках обзора World Military and Social Expenditures (Мировые военные и социальные расходы) Рут Си-вард. Согласно этим вычислениям, отношение гражданских потерь к военным на рубеже XIX и XX веков составляло 20%, около 5°% во Второй мировой войне, а в 1990-х годах стало в точности противоположным, достигнув значения 80%.

При данном типе подсчетов существует троякая проблема. Во-первых, цифры по гражданским потерям вопиюще неточны. Существуют различные методы получения этих чисел: сообщения СМИ (и других источников) об отдельных случаях смерти, эпидемиологические обследования, опросы общественного мнения и официальные свидетельства о смерти (там, где они доступны). Результаты варьируются в широких пределах. Так, потери в войне в Боснии варьируются от 260 тысяч человек (я использовала именно это число, предоставленное министерством информации Боснии и на тот момент широко использовавшееся международными агентствами), из которых военные потери составляют 60 тысяч человек, до 40 тысяч человек в Докладе о мировых катастрофах!®. Подобным же образом предметом широких дебатов стали гражданские потери в войне в Ираке. Цифры варьировались очень значительно — от примерно 100 тысяч человек по состоянию на 2011 год (гражданские потери от насилия по оценке ресурса Iraq Body Count2°, который опирается на сообщения СМИ и официальные документы) до более чем одного миллиона (эта цифра базируется на опросах общественного мнения 2007 года, где иракцам во всех 18 провинциях задавался вопрос, был ли убит кто-либо из членов их семьи) 2!.

Во-вторых, очень трудно провести границу между комбатантами и гражданским населением. Точная статистика существует только по военным потерям, так как они официально фиксируются правительствами. Из этих источников мы знаем, что по состоянию на сентябрь 2011 года военные потери составляли около 4792 человека в Ираке, из которых на американскую сторону приходилось 4474 человека, и около 2727 человек в Афганистане, из которых американских потерь было около 1776 человек22. Но поскольку в новых войнах многие комбатанты представлены ополчениями, частными военными компаниями, наемниками, членами военизированных формирований или разного рода преступниками, постольку их точное выделение затруднительно. Показательным примером служат цифры, представленные Центром исследований и документации в Сараеве. Он собирал данные о погибших в войне 1992-1995 годов на основании свидетельств о смерти; согласно его оценкам, погибло около 97 207 человек, из числа которых 39 684 человека (41%) были гражданскими лицами, а 62 626 человек (59%) — солдатами. В данные по количеству солдат вошли, впрочем, все мужчины призывного возраста. Поскольку нам известно, что в операциях по этническим чисткам гибли преимущественно мужчины призывного возраста и что большинство перемещенного населения составляли женщины, а также поскольку известно, что уровень участия в насилии был очень низок (примерно 6,5% всего населения), то просто невероятно, чтобы все те мужчины были солдатами. Это бы значило, например, что солдатами были почти все 8 тысяч мужчин и мальчиков, убитых в Сребренице.

В-третьих, очень трудно разобрать, была ли гибель гражданских лиц побочным эффектом военных действий, результатом умышленного насилия (политического или криминального) или результатом косвенных следствий войны — тягот, лишений и болезней. Одной из проблем с теми количественными данными, на которые я опиралась для проведения своих собственных вычислений, было то, что я использовала цифры, относившиеся ко всем указанным причинам смерти, в то время как мой собственный тезис касался собственно изменившейся модели ведения военных действий (от столкновения противников в бою к прямому насилию против гражданского населения). В Докладе о безопасности человека говорится, что в современных войнах снизилась смертность от косвенных следствий войны. Это происходит потому, что часто войны являются низкоуровневыми и имеют в высшей степени локализованный характер, а также вследствие того, что процесс общего улучшения здравоохранения и иммунизации не прекращается и во время войн. Главный метод вычисления этих косвенных следствий — это вычисление избыточной смертности, превышающей ожидания на основе прежних трендов. ДБЧ, например, критикует доклад МКС (Международного комитета спасения) о потерях в войне в Демократической Республике Конго, по оценкам которого, в случае «если бы войны не было», умерших было бы на 5,4 миллиона человек меньше (согласно оценкам, более 90% умерло из-за усугубленных военными условиями болезней и недоедания). ДБЧ полагает, что оценка МКС основывалась на предположительном уровне младенческой смертности до конфликта и была заниженной и что в проведенных МКС опросах существует уклон в сторону районов с малочисленным населением и большим количеством жертв, а поэтому истинная цифра, вероятно, гораздо ниже.