Сборник статей - Социальный либерализм

Это важное замечание отражает общий подход, выработанный политологической мыслью второй половины XX в., в соответствии с которым доминантой исследований стали попытки создания институтов, реализующих принципы консоционализма. Особое место здесь принадлежит фундаментальной теории «консоциативной демократии», разработанной американским политологом голландского происхождения А. Лейпхартом, предложившим систему политических институтов для многосоставных, полиэтнических и суб культурно разделенных обществ [Lijphart, 1977; Lijphart, 1999; Лейпхарт, 1997] [230].

«Теория консоционализма Аренда Лейпхарта, – пишет российский политолог Ж. Ормонбеков, – является полной и самодостаточной концепцией, в рамках которой рассматривается двойной феномен возникновения вертикального сегментирования общества на отдельные группы населения по определенным общим признакам (религия, язык, раса, этнос, идеология) и институционализация переговорного процесса на уровне элит вышеназванных групп» [Ормонбеков, 2007, с. 92]. Несмотря на то что данная теория была создана в основном для решения вопросов мирного урегулирования конфликтов в мультиэтнических обществах, она безусловно обладает потенциалом расширения за пределы «многосоставных, полиэтнических и субкультурно разделенных обществ» [Halpern, 1986; Нджоку, 1999; Бондаренко, 2008; Симон, Фурман, 2015]. Отмечу в связи с этим возможности применения теории «консоциативной демократии» к негомогенной структуре парламента, состоящего из представителей различных политических партий, отражающих интересы соответствующих социальных групп, то есть к процессам формирования установок «политически агрегированного индивидуума».

Основное внимание здесь надо обратить на институциональные решения, предложенные Лейпхартом и являющиеся, по сути, базой процедурного консенсуса. Речь идет о большой коалиции, включающей лидеров всех значимых партий; принципе пропорциональности политического представительства в назначении чиновников и распределении бюджетных средств; о праве взаимного вето, которое позволяет отвергать решения, наносящие ущерб интересам соответствующих социальных групп; об автономии сегментов, наиболее характерной для стран с федеративным устройством, предусматривающей определенные права субъектов федерации [Lijphart, 1977, р. 153; Лейпхарт, 1997, с. 60; Ормонбеков, 2007, с. 95–99; Симон, Фурман, 2015, с. 11–11].

В той или иной степени каждый из этих институтов может быть использован при решении проблемы формирования нормативных установок общества. Так, создание большой коалиции с привлечением к управлению представителей партий, проигравших выборы, в большинстве случаев позволяет преодолеть «тиранию большинства». При этом для опекаемых благ особое значение коалиционные решения приобретают при распределении бюджетных средств, когда собственно и устанавливается их объем и структура. Однако, если какая-то партия получает достаточное число голосов (в России пока это так и происходит), и коалиция не возникает, то проблема защиты интересов меньшинства приобретает особую актуальность.

Исследование социального либерализма без рассмотрения практических проблем хозяйственной жизни, где активным участником является государство, было бы явно неполным. И хотя данная тема не была в центре прошедшей дискуссии, ее обсуждение выявило определенные расхождения во взглядах некоторых авторов [231]. Как отмечал Шумпетер, в обсуждение практических проблем часто вмешивается идеология, и экономисты идут на поводу у этой «дурной привычки». Сказанное относится ко всем направлениям государственной активности и прежде всего к социальной политике – неотъемлемой составляющей социального либерализма.

Так, по мнению отдельных авторов, любые попытки объединения социальных доктрин с идеями либерализма искажают либеральные идеи и создают серьезные проблемы в функционировании современных государств [Яновский, Жаворонков, 2013, с. 61; Балацкий, 2014, с. 19, сноска 1]. Обосновывая эту позицию, Яновский и Жаворонков пишут: «Главными направлениями стабилизации классического либерального капитализма предполагались забота о лечении и просвещении бедных, а также об обеспечении их в старости. Нетрудно заметить, что бедные здесь выступают в качестве второсортных существ, не способных самостоятельно заботиться о своем здоровье… оценивать благо своих детей… позаботиться о своих престарелых родителях» [Яновский и Жаворонков, 2013, с. 62].

Столь избыточно эмоциональная оценка общественной поддержки образования, здравоохранения и социального обеспечения лишь повторяет далеко не оригинальную критику мериторики прошлого столетия. И уж совсем сомнительным выглядит тезис о том, что либертарианство непосредственно выражает «волю Творца видеть Человека свободным» [Яновский, Жаворонков, 2013, с. 69]. Остается только согласиться с Якобсоном, который пишет, что «апелляция к сакральному исключает конструктивный диалог с оппонентами» [Якобсон, 2016, с. 96].

В целом же, применительно к социальной политике, «довольно типичны полярные построения: либертарианские, утверждающие неограниченный суверенитет индивида, и так называемые государственнинеские, тяготеющие к подчинению интересов личности интересам выживания и экспансии общества» [Якобсон, 2016, с. 97]. В связи с этим повторю то, что писал раньше, – мне одинаково чужды и рыночный фундаментализм, и коммунистическая идеология, утверждение неограниченного суверенитета индивидуума и подчинение интересов личности интересам общества. В этом смысле социал-либеральный подход дает возможность избежать крайностей и трактовать государственную активность как дополнение к рыночному механизму [Гринберг, Рубинштейн, 1998].

Рассмотрим теперь чисто прикладные аспекты социального либерализма, причем на примере той сферы опекаемых благ, где мало у кого есть возражения против активности государства «ради “позитивных свобод” или “свобод для”» [Берлин, 2001, с. 51–52]. Речь идет о гуманитарном секторе экономики – о культуре, науке и образовании, страдающих известной «болезнью Баумоля» и нуждающихся в финансовой поддержке общества [232]. Однако именно в этом секторе, где формируется человеческий капитал, чаще, чем в других отраслях экономики, проявляются негативные черты патернализма, связанные с произволом в выборе нормативных установок государства. Российская практика такими примерами изобилует, и институциональная либерализация – по-прежнему актуальная задача [Рубинштейн, Сорочкин, 2003, с. 240–243; Модернизация… 2010].

При этом государство, пытаясь сократить расходы бюджета, сформировало общую установку на соответствующие преобразования в гуманитарном секторе экономики. К сожалению, принятые решения и связанные с ними реформы, проводившиеся, как правило, неумело, с плохо рассчитанными последствиями; лишь усложнили положение производителей опекаемых благ. Результатом таких трансформаций стали ухудшение образования; развал Российской академии наук и нависший над культурой «дамоклов меч» оптимизации сети ее организаций и сокращения рабочих мест [Рубинштейн; МузычуК; 2014]. Все это заставляет думать о необходимости институциональных трансформаций; направленных на использование в процессе формирования нормативных установок институтов консоциативного патернализма.