Джульетто Кьеза - Русофобия 2.0: болезнь или оружие Запада?

Эти аспекты «демократического транзита» являются существенными, поэтому рассмотрим их подробнее. Они важны для понимания того, что затем повторяется в более широком масштабе, однако с существенными различиями. Между тем многие россияне съели западную фигу с маслом и не поперхнулись. Им пришлись по нраву безделушки Великой фабрики снов и купание в потоке лжи. Но тем временем Запад увяз в болоте крупных неприятностей. Они видны невооруженным глазом. Витрина померкла, и уже нет такого количества айфонов, чтобы возвратить первоначальный блеск.

Главное достижение противостояния – исчезновение коммунизма. На протяжении всего периода «холодной войны» коммунистическая угроза была тем адреналином, который удерживал Запад в единении. Поколения американцев и европейцев были тщательно оболванены таким образом, что само слово «коммунизм» стало вызывать у них павловскую рефлекторную реакцию и атрофию мозга [40]. На самом деле склонность к потреблению товаров является одним из основополагающих рефлексов. Главное, чтобы в кормушке была еда. За неполную кормушку все нападали на коммунизм. Так что пришлось Америке заплатить за кормовую базу. Но что делать теперь, когда коммунизма уже давно нет?

На самом деле коммунизм кое-где все еще сопротивляется. Он притаился, например, в Китае. Но Китай записали в категорию «аномалий». Конечно, существует Коммунистическая партия Китая, что считается крайне неприличным. Однако «китайщина» рано или поздно будет преодолена. Ведь Дэн Сяопин и китайские коммунисты ввели госкапитализм по собственной воле. Согласно аксиоме, господствующей в Вашингтоне, капитализм является синонимом демократии. Достаточно подождать несколько лет, и китайский коммунизм будет подавлен рынком, что, по вашингтонским выкладкам, заставит Китай стать более демократичным. Иными словами, «демократия = выборы = Америка». Если для избавления от коммунизма даже Москву заставили покончить с собой, то почему то же самое не произойдет в Пекине?

Збигнев Бжезинский обосновал эту схему за несколько лет до падения Берлинской стены. Схема, изложенная в его «Великой шахматной доске», предусматривает, что после гибели СССР Россия распадется на «слабую» конфедерацию из трех регионов – Европейского, Западносибирского и Дальневосточного с руководством, назначаемым соответственно Европой и Японией при активном участии Китая, который в скором времени растворится под воздействием гомогенизации и лиофилизации, иначе говоря – глобализации, как сказали бы мы сегодня, в лоне западного рынка. Так что крах китайского коммунизма можно назвать отложенным событием в ожидании желательных для Запада перемен. Между тем огромный Китай служил и продолжает служить мировому рынку, производя товары по бросовой цене.

Югославский социализм придушили без особых церемоний. С экономической точки зрения он не представлял никакой ценности, а с точки зрения политической он сидел как бельмо на глазу в центре Европы и, что хуже всего, был неудобен как напоминание о минувших днях. Мелким, но все равно досадным доказательством возможности существования альтернативной экономической системы в окружении торжествующего глобального мира. Ликвидация мелкого югославского сорняка с «неизбежным» кровопусканием произошла вскоре после падения Берлинской стены. В дополнение к бомбардировкам Белграда и других сербских городов впервые применили новейший метод «цветной революции». Речь шла об оригинальной системе «народных восстаний», свергающих неугодные Западу правительства в «государствах-изгоях» (rogue states). В югославской операции впервые широко применяли социальные сети под монопольным управлением США, а также внешнее финансирование при массированном вмешательстве спецслужб. Отныне спецслужбы являются главным действующим лицом в подрывных военно-политических операциях в любом уголке мира.

Правда, осталась одна незначительная проблема, которую еще предстоит решить, – это Корейская Народно-Демократическая Республика. После ее ликвидации о коммунистическом вопросе можно будет совершенно забыть и потешить самолюбие Френсиса Фукуямы с его «концом истории». Строго говоря, режим Пхеньяна технически не может быть назван коммунистическим (да и сам он не считает себя таковым). Однако Запад счел, что ему выгоднее продлить существование северокорейского режима, чем уничтожать его. Вполне возможно, что в корейском «пакете» в один прекрасный день всплывет немало сюрпризов [41]. Коллективное воображение, особенно в тихоокеанских странах, все еще нуждается в «красной угрозе». Их необходимо периодически взбадривать, например в виде стикеров на двери холодильника, как напоминание перед походом в супермаркет.

Тем не менее факт остается фактом: коммунизма больше нет. В то же время проблемы Запада спустя четверть века после внезапной кончины коммунизма настолько велики, что требуют срочных мер. Так что же происходит на Западе? Полным ходом действуют порочные механизмы: весь мир теперь несет бремя неоплатных долгов, и денежный пузырь продолжает раздуваться со скоростью, не поддающейся контролю. Финансовые рынки спекулируют в ущерб государствам и народам, неравенство доходов приумножается со страшной силой. Потенциальные покупатели нищают, но все гонятся за ростом любой ценой. Потребление природных ресурсов ничем не ограничено, ресурсы планеты катастрофически истощаются. Чем будут заниматься в Вашингтоне десятки научно-исследовательских стратегических центров? Разрабатывать чрезвычайные меры?

Снова призовем Збигнева Бжезинского, который, кажется, обладает пророческим даром. Разве не он автор сбывшихся предсказаний, или, говоря точнее, самосбывающихся «прогнозов», оформленных в виде алгоритмов действия? Через шесть лет после гибели советского коммунизма Бжезинский заметил проблему и взялся размышлять над ней. Кто виноват в кризисе западной системы в отсутствие главного врага? Не ставить в повестку дня этот вопрос – значит признать, что проблема является эндогенной, то есть кризис порождается самой системой. Как, например, объяснить (или лучше скрыть) тот факт, что темпы роста валового внутреннего продукта в мире продолжают падать? У Бжезинского объяснений этого кризиса нет, как и у всех прочих. Но не этим он был обеспокоен. Дело в том, что он прагматик до мозга костей.

Итак, поставлен вопрос: что делать? Бжезинский и прежде выступал с ужасными пророчествами. Например, что Французская революция 1798 года и большевистский переворот 1917 года в XXI веке покажутся легкой разминкой по сравнению с грядущими радикальными потрясениями. Он прекрасно понимал главное: приближается время жуткой трагедии, которая потребует от «хозяев Вселенной» решений несравненно более чудовищных. Народы, в частности американский народ и народы Европы, являются объектом обмана, но (до поры до времени) приходится сохранять демократическую форму общения с ними. Правда, необходимо провести кое-какой ликбез. Конечно, идеальный лектор-наставник должен выглядеть спокойным, разумным и приятным во всех отношениях. Однако в нынешних условиях трудно подобрать такую успокоительную формулировку. За несколько минут, доступных вниманию среднего потребителя, необходимо вселить в него надежду. Так что здесь нет места для неприятных известий, затрагивающих обывателя непосредственно. Ведь потребителям нравится, когда горячие точки где-то далеко от него. Так что ни в коем случае нельзя допускать новости, нарушающие спокойствие обывательского стада.