В Барышников - Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг.

Опасаясь возможного распространения немецкой агрессии в Северной Европе, шведское руководство пыталось найти точки соприкосновения своей политики с Финляндией для того, чтобы совместно противодействовать Германии. В конце апреля шведский министр иностранных дел Кр. Гюнтер сообщил финляндскому посланнику в Стокгольме о поступающих из дипломатического представительства в Берлине сведениях об опасениях, что «Германия осуществит скрытую агрессию в течение недели». При этом указывалось, что подобные предостережения поступают также из Англии и Франции. В этой связи перед Финляндией ставился вопрос: «Готова ли Финляндия дать отпор агрессии?» [388] UM. 12 L / 34. Конкретно шведское руководство тогда стремилось добиться от финнов согласия на совместную оборону Аландских островов с тем, чтобы не позволить немецким войскам осуществить десантные операции против обоих государств на побережье Ботнического залива. [389] Ibid. 12 L (Saksa). Секретная телеграмма. Стокгольм, 22.4.1940.

Информация об этом была безотлагательно направлена из финляндского представительства в Стокгольме в Хельсинки. Сведения, полученные из Швеции, были затем срочно переданы президенту, премьер-министру, а также военному министру и министру иностранных дел. Одновременно их отправили и в ставку Маннергейма. [390] Ibid. Однако полученное предложение в Хельсинки не вызвало большого энтузиазма. Из Министерства иностранных дел Финляндии в Стокгольм ушла телеграмма, в которой указывалось, что Финляндии «не следует спешить обсуждать это дело». [391] Reimaa M. Puun ja kuoren välissä. Rytin toinen hallitus (27.3-20.12.1940). Ulkopoliittisten vaihtoehtejen edessä. S. 92. Действительно, как отмечает М. Реймаа, «с позиции Финляндии возникшее положение было новым и уникальным». Исследователь при этом справедливо подчеркнул, что «давление Германии и угрозы ее нападения не чувствовали в Финляндии в такой мере, как западный сосед» и «нападение на Аландские острова означало бы прежде всего удар против Швеции». [392] Ibid. S. 91.

И хотя 27 апреля в Финляндию была направлена представительная шведская делегация для ведения соответствующих переговоров с командованием финской армии, усилия Швеции оказались тщетными. Маннергейм намекнул шведам «о своей неуверенности в том, что будет ли Финляндия защищаться, если Германия оккупирует Аланды». [393] Вайну X. M. О попытках политического сближения Финляндии со скандинавскими странами в 1940 году. С. 151. После нескольких дней переговоров 30 апреля эту делегацию лично принял премьер-министр Р. Рюти и сообщил, что Финляндия опасается только «возможности нападения Советского Союза», а что касается агрессии Германии, то в этом смысле в Хельсинки, как он отметил, не испытывают особых опасений. [394] Reimaa M . Puun ja kuoren välissä. Rytin toinen hallitus (27.3-20.12.1940). Ulkopoliittisten vaihtoehtejen edessä. S. 95.

Таким образом, финское руководство четко определило для себя источник опасности, и это уже не соответствовало шведской концепции, связанной с безопасностью собственной страны. В результате ситуация с военным сближением между Швецией и Финляндией становилась предельно ясной: «в открытой форме единого финско-шведского фронта против немецкой агрессии на Аландских островах не получилось, несмотря на то, что вопрос этот относился более всего к защите неприкосновенности территории Финляндии». [395] Ibid.

В этот период у руководства Финляндии уже не было колебаний в выборе дальнейшего курса. Безусловно при этом то, что процессу сближения с Германией способствовали и военные поражения западных держав в конце весны — начале лета 1940 г. Об этом можно судить по донесениям, которые тогда поступали в Финляндию. Относительно успехов германских войск, в частности, не без удовлетворения докладывало финляндское дипломатическое представительство в Берлине. Очевидно, что эти донесения подталкивали правительство Финляндии не медлить с принятием практических шагов к усилению сотрудничества с Третьим рейхом. Информируя о победах немецкой армии, финский военный атташе довольно уверенно сообщал о приближающемся времени вторжения германских войск в Швецию. «Готовится нападение на Швецию, — доносил он 20 мая. — О способности осуществить вторжение туда не следует, видимо, сомневаться». [396] SA. S Ark 2139/29. Донесение военного атташе, № 7. 20.5. Насколько эти донесения влияли на финское руководство, свидетельствует тот факт, что Финляндия даже сама пыталась выяснить у Германии планы ведения боевых действий немецких вооруженных сил в восточной части Балтийского моря. [397] Reimaa M. Puun ja kuoren välissä. Rytin toinen hallitus (27.3-20.12.1940). Ulkopoliittisten vaihtoehtejen edessä. S. 96.

Последовавший в мае захват Германией Бельгии и Голландии, а в июне — капитуляция Франции и паническая эвакуация союзных войск из Дюнкерка свидетельствовали о том, что прогнозы военного атташе относительно намерений вермахта осуществить агрессию против Швеции вполне реальны. Чувствовалось, насколько глубокое впечатление производило все это на политические и военные круги Финляндии. «Последнее время, в связи с поражением Франции, — докладывал Берия Сталину информацию, полученную от своего резидента из Хельсинки, — все надежды правительства возлагаются на Германию». [398] РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1301. Л. 185.

Об огромном воздействии на финское руководство событий, произошедших в Западной Европе, сообщал также Берлину немецкий посланник в Хельсинки В. Блюхер. [399] Krosby H. P. Nikkelidiplomatiaa Petsamossa 1940–1941. Hels., 1966. S. 37. В своих воспоминаниях он отмечал, что в это время «среди финских политиков обнаружилось много таких, которые довольно рано заметили, что усиление Германии может быть весьма выгодным для Финляндии». [400] Blücher W. Suomen kohtalonaikoja. Muistelmia vuosilta 1935-44. S. 200. В частности, германский дипломат располагал сведениями о том, что тогда ряд известных политических деятелей обратился к премьер-министру страны Р. Рюти, «настаивая на том, что бы правительство Финляндии проявило "повышенное внимание" к Германии, выражая благожелательность к ней…» [401] Ibid. Те, кто рассматривал заключенный в марте мирный договор Финляндии с СССР лишь как перемирие, видели теперь возможность вернуть утраченные территории с помощью Германии.

Прогерманская ориентация существенно изменила и финляндский внешнеполитический корпус. В марте министр иностранных дел периода «зимней войны» Вяйне Таннер получил отставку. При выборе нового главы МИДа рассматривались кандидатуры достаточно авторитетных финских дипломатов-профессионалов: К. Энкеля, Г. А. Грипенберга, А. Ирье-Коскинена, Ю. К. Паасикиви и др. [402] Reimaa M. Puun ja kuoren välissä. Rytin toinen hallitus (27.3-20.12.1940). Ulkopoliittisten vaihtoehtejen edessä. S. 39. Однако уже тогда было очевидно, что отношения с Германией могут стать для Финляндии определяющими. Это очень хорошо понимали дипломаты, которые могли занять пост нового министра. Показательно, что когда, например, посланнику в Лондоне Г. А. Грипенбергу намекнули на возможность возглавить департамент внешней политики Финляндии, он отказался, сославшись на то, что его считают «противником Германии». [403] Ibid. S. 40.