Газета Завтра - Газета Завтра N761

Александр Проханов. Владимир Васильевич! Я, моя газета, читатели "Завтра", огромное количество русских людей от океана до океана радуются вашему освобождению. Это не просто торжество юридических доказательств или формулировок - это духовная победа русского народа, который в последнее время очень часто терпит поражение, находится в унынии, в печали. И то, что вы теперь с нами, на свободе, - это не только ваша заслуга, не только громадная заслуга присяжных, это заслуга всех живых, верящих, молящихся, сопротивляющихся русских людей, которые через вас победили зло. Я вас приветствую в своей редакции и рад вашему триумфу. Владимир Квачков.Спасибо, Александр Андреевич. Согласен с вами: это общая победа. Вы упомянули присяжных. Те двенадцать человек испытали потрясающий, ни с чем не сравнимый моральный пресс. На них давила вся судебная система, которую присяжные увидели во всём её нынешнем безобразии и произволе. И все-таки они вынесли это решение! Волевое, героическое, честное. Одиннадцать человек из двенадцати сказали: "Не виновны!". Присяжные проявили гражданское мужество, оказав духовное сопротивление людоедской системе. Удивительные сдвиги в сознании людей. Жива Россия, жив русский народ! Да, большая часть нашего народа - в унынии. Люди придавлены лживой и лицемерной политической системой, отсюда у многих безнадежность. Но вот когда присяжные осознали, что сейчас только им решать, и здесь, в зале суда, кроме их собственной совести и чувства правды, никто над ними больше не властен, в людях пробудилось исконное, в генах заложенное, то, что в них пытались вытравить, перековать, иссушить все эти проклятые, окаянные последние годы: чувство правды и справедливости. На суде мы обратились к ним, глядя им прямо в глаза: судите нас, но только по закону, только по справедливости. И то, что обычные домохозяйки и инженеры, рабочие и врачи, служащие и пенсионеры нашли в себе мужество и отвагу принять такое решение, свидетельствует о главном, коренном в нашем народе - вечном стремлении русского народа к правде. И вот я сейчас имею возможность от имени Роберта Петровича Яшина, Александра Ивановича Найдёнова через вашу газету, Александр Андреевич, низко поклониться присяжным. Спаси вас Бог, честные, мужественные, действительно героические люди! Спасибо не только за наше освобождение, но и за то, что вы укрепили сотни тысяч людей, миллионы граждан России, доказав, что есть Правда на русской земле. Я хочу по-русски, до матушки-земли, поклониться всем, кто слал телеграммы в прокуратуру и суды, писал нам в тюрьмы, поддерживал нас, как мог. Свыше 750 писем пришло в тюрьму только мне, а сколько ещё Роберту, Саше, Ивану Миронову! Тысячи! А сколько писем не было пропущено как от меня, так и ко мне! Из них прокуратура надёргала цитат и обильно цитировала на суде. Эта постоянная в течение всех трёх с лишним лет духовная поддержка - и в письмах, и в телеграммах - многого стоила. Я с огромной радостью хочу передать всем авторам писем слова благодарности и обещаю ответить всем, кому ещё не успел. От нас и наших семей благодарность тем, кто помогал материально. Как это было важно при нынешних громадных тратах на адвокатов! В одной газетёнке прочитал, что при сборе средств в нашу поддержку в пакет для пожертвований "бросали в основном мятые десятирублёвки и прочую мелочь". Хотели унизить, показать ничтожность людей и мизерность их помощи, а вышло наоборот - эта газета высветила главное: нам помогали честные русские люди, помогали из своих кровных, большинство из них, конечно, небогаты. Зато как их было много! А.П. Вы - боевой офицер. Для вас как для русского офицера чувство человеческого достоинства - одно из важнейших. И вдруг вы оказались поруганы. Вас скрутили, поместили в каземат, приклеили страшные ярлыки, подвергли унижениям, вас поместили в самую унизительную среду - в атмосферу несвободы. Какие основные этапы за эти три года вы переживали: моральные, духовные? Каковы были для вас внутренние переломы? Как бы вы свое трехлетнее пленение определили? В.К.Вы назвали ключевые для меня слова: достоинство и честь. Я с одиннадцати лет, с Суворовского училища воспитан в понимании: честь нельзя отнять, ее можно только потерять самому. В какие бы условия ни попал человек, как бы ни был он унижен: колпак на голове, руки в наручниках за спиной, томительное сидение в полусогнутом положении в тесном железном "стакане", постоянное лазанье по тебе чужих рук на обысках - все равно восприятие всех этих мерзостей зависит только от самого человека. Сначала, конечно, сказалось очень резкое изменение психологической обстановки. Сразу где-то далеко любимая семья, интереснейшая и любимая работа, с осознанием, что эта работа нужна не только тебе самому, но и, не побоюсь громких слов, Родине, Армии. На выходе была докторская диссертация. И вдруг всё рушится: семья, дети, работа, Генштаб, все осталось в другой жизни, а я - удивительно быстро пришло это сознание - я попал в плен. Тогда я написал Надежде, что воспринимаю всё происходящее как испытание своей православной веры и чести русского офицера. Ведь можно было бы отказаться от своих убеждений, начать примитивно выживать, позабыв достоинство. Конечно же, меня склоняли к разным вариантам договора со следствием. Они пытались отнять у меня честь, но они не понимали - отнять её нельзя! Я - верующий, православный христианин… Крестился уже зрелым, в сорок лет. И если сравнивать: был атеистом, советским офицером, теперь офицер русский, православный, то я не дам твёрдого ответа, вынес бы я всё так же, будучи некрещенным, как вынес это сейчас. Православная вера, понимание того, что Бог дает каждому по силам его, - это то, без чего было бы очень тяжело. Я вдруг понял, что если Господь послал меня на эти испытания, значит, он верит в меня. Что у меня есть силы, должны быть силы вынести это. Пришло осознание, что Господь послал меня на фронт, на борьбу. Я ушел с фронта военных специальных операций и пришел на фронт духовной борьбы. Это понимание пришло в течение первых трех суток, хотя на вторые сутки, ночью, получил страшный психологический удар. Только уснул, будят, суют под нос "Московский комсомолец" с заметкой, что арестован Александр, мой старший сын. Тут же доверительный, участливый вопрос: "Саша спрашивает, что ему говорить?". Отвечаю, не раздумывая: "Пусть говорит правду!". Только потом, много позже, выяснилось, что всё это была "липа", деза, что в действительности о сыне никто ничего не знает, пропал. Я - в плену, сын пропал без вести. Война. Я понял, что мне нужно бороться. А когда нужно бороться, Александр Андреевич, когда решение принято - все, дальше уже проще. Я понял, что я на войне, что это просто другая война, к которой мне нужно готовиться и учиться, и всё встало на свои места. Я - офицер, я - на войне. Так сложилось. А война - это и есть война.