Максим Калашников - Крылья над Преисподней. Россия и Мегакризис XXI века

Один из отцов нашей космонавтики, академик АН СССР Георгий Петров (1912–1987) в своем время написал: «Я убежден, что планировать науку с математической точностью нельзя. Даже метод экспертных оценок, когда отбрасываются крайние значения, может быть использован весьма ограниченно, История науки знает примеры, когда отбрасывая «крайних» (сжигая, к примеру, их на костре), наука сама отбрасывалась назад на столетия. И вообще в нашем деле главное не предвидения, а фантазия. Об этом говорил еще В.И. Ленин. Фантазия должна быть главным качеством ученого, она порождает идею, а идея двигает наше знание…» (Цит. по Вл. Гаков «Четыре путешествия на машине времени» — Москва, 1983 год, с. 17).

24 ноября 1970 года в газете «Гудок» вышло интервью величайшего русского фантаста и философа-космиста Ивана Ефремова, тогда еще живого. «Страна фантазия». Ефремов поведал о силе воображения и фантазии. О том, как его рассказ «Тень минувшего» 1944 года разжег разум изобретателя голографии Юрия Денисюка — и он, собственно, и создал голографию.

«И это не в силу какого-то моего пророческого дара. Просто когда вы являетесь ученым довольно широкого плана, то впитываете все, что «носится в воздухе». А потом, обладая некоторой долей фантазии, это не очень трудно представить в уже «реальном» виде. Вот почему я считаю, что фантазия — чрезвычайно ценная вещь. И тут я не делаю никакого открытия, а следую мысли Владимира Ильича Ленина, который прямо указывал, что «фантазия есть качество величайшей ценности…»

Мы часто повторяем эти слова, но не очень вдумываемся в них. А ведь если такой человек, как Ленин, подчеркивает, что фантазия — «величайшая ценность», так это неспроста. И действительно, если бы не было фантазии, то и вообще бы все науки стояли на месте.

По-моему, фантазия — это вал, поднявшись на который можно видеть значительно дальше, пусть порой и в неясных контурах…» — говорил Иван Антонович Ефремов.

Он уйдет из жизни в 1972-м. В тот же год полетел уникальный летательный аппарат самого авангардного из советских авиаконструкторов — Роберта Бартини. Тот самый ВВА-14 «Змей Горыныч» — одновременно и экраноплан, и амфибия, и самолет с несущим фюзеляжем. По сути — транспортная система будущего. Работы над нею свернут после смерти Бартини в 1974-м. Советская верхушка упустит очередной исторический шанс. Из-за скудной фантазии…

Последним советским «лидером» и прародителем всех российско-постсоветских бонз выступает стерильно пустой Михаил Горбачев. Он первым начал корчить из себя великого деятеля, а не быть им. Нет, Брежнев тоже любил лесть и карикатурный культ личности, но он все-таки многое построил и создал. А вот Горбачев уже лишь наслаждался той «сладкой», роскошной жизнью, что давала высшая власть, и лишь разрушал унаследованное. С удовольствием внимая медийной лести по своему адресу. В сущности, то же самое делают и расейские «вожди».

Позднесоветские вожди мало того что не добили США в самый их тяжелый период (1971–1975 годы) — они кинулись их спасать, протягивая руку дружбы и «разрядки» (дух Хельсинки). Видимо, у этих уже полу-обывателей не имелось никакого представления о том, каким может быть мир, где место гегемона занимает Советский Союз. И тут Брежнев, Громыко, Устинов и Андропов предопределили беду. Когда ситуация развернется на 180 градусов и в начале 1980-х СССР попадет в сложное положение, хозяева Америки примутся его дожимать без всякой пощады.

И в этом положении отсутствие кругозора и фантазии у тогдашней «элиты» добило СССР. В распоряжении горбачевцев были великолепнейшие возможности — в виде создания корпораций мирового уровня. Хоть на базе роботостроения Института прикладной математики, хоть на основе производства «голубой крови» (перфторана), хоть на основе экранопланостроения по Бартини и Алексееву, хоть на основе НПО «Молния» Глеба Евгеньевича Лозино-Лозинского (легкий многоразовый авиакосмолет воздушного запуска МАКС, гамма пассажирских и грузовых самолетов-трипланов). Многое могло вырасти из суперкомпьютера «Эльбрус», из криолангистики, из советских биотехнологий, из советского авиадвигателестроения. Можно было строить гибридные летательные аппараты (наследники дирижаблей), использовать роторные двигатели Голубева, электромоторы Шкондина. Впрочем, зачем повторять первые книги Максима Калашникова? Но ничего из этого поздняя КПСС использовать не смогла, тупо сосредоточившись на экспорте сырья. Ефремова партийная верхушка не услышала. Да и слышала ли вообще?

А ведь в том же интервью Иван Ефремов поведал о возможном будущем в русском исполнении. Например, о будущем транспорте. Иван Антонович говорил, что для перевозки грузов по суше хватит и 200 километров в час. Нужны экономичные железные дороги-гиганты с колеей в 6–10 метров шириною, где вагон по грузоподъемности равен среднему сухогрузу. Здесь фантазия русского гения шла практически в том же направлении, что и транспортно-инженерная мысль Германии 1930-х годов с ее проектами трансъевразийских поездов-кораблей. Казалось, бы — реализуй идею в СССР, создай мощную трассу поездов-гигантов между Азией и Европой, заткни за пояс Суэцкий канал и Севморпуть. Ан нет, воображения не хватило. Как недостает его и нынешним предводителям РФ.

Воображение иной раз важнее знания. Сказанное очень верно не только для науки, но и для управления страной в периоды мировых бурь и глобальных сломов старых тенденций. Что, например, противопоставить врагу, который наступает в Холодной войне на фронте экономики, давит санкциями и пытается перекрыть доступ к новейшим технологиям? Убогие отвечают только одним: бряцанием оружия и тем, что Сам лично пускает баллистические ракеты. И что? Западу не страшно, он все равно бьет санкциями, причем издевательски. Как ему ответить по-настоящему? Вводить зеркальные санкции глупо: американские сильные мира сего не хранят своих денег в РФ. Они не покупают тут виллы и не отправляют сюда своих детей.

Ответить можно иным — началом прорывных проектов в науке и технике, способных перевернуть мировую шахматную доску и дать стране мощные средства выживания в глобальном шторме. Скажем, если бы Наполеон, который встречался с изобретателем парохода (и автором проекта подводной лодки) Робертом Фультоном, смог бы оценить тот пароход, что был построен американцем во Франции в 1803-м, то история мира могла пойти иначе. Стоило французам создать эскадру боевых пароходов для того, чтобы захватить господство над Ла-Маншем, — и британский парусный флот не смог бы ничего противопоставить такой новации. Пароходы и железными листами можно было обшить. Англия захватывалась французами. Но Бонапарт не оценил выпадавших ему шансов. А вот Франклин Рузвельт, лидер Америки в 1932–1945 годах, перспективы атомного Манхэттенского проекта, наоборот, оценил верно.