Мартин Ли - Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Реагируя на рост общественной поддержки неонацизма на востоке, состоявшиеся политики начали активнее прибегать к националистической риторике. В попытке вернуть себе ускользающую популярность канцлер Гельмут Коль, готовясь к общенациональным выборам 1998 года, принялся бить в шовинистический барабан. Это, возможно, наиболее мягкое толкование высказанной партией Коля позиции, практически смывшей границу между политической целесообразностью и правым экстремизмом.

После долгих лет поддержки евроинтеграции как «вопроса жизни и смерти» для XXI века и единственного пути избежать новой войны, Коль внезапно нашёл уместным повторить некоторые аргументы неофашистских организаций, высмеивавших экономическую глобализацию и единую европейскую валюту. Прибегнув к испытанной политической тактике опровержения собственных высказываний, Коль обрушился на бюрократию Евросоюза. Он стал жаловаться, что Германии приходится расходовать слишком много средств на поддержание ЕС. На самом деле вся система ЕС была выстроена в интересах Германии, способствуя росту её благосостояния и влияния в сравнении с другими частями Европы: Германия была основным выгодоприобретателем от «свободной торговли» между странами — членами ЕС. Запоздалые залпы Коля в направлении ЕС отражали рост недовольства европейской интеграцией среди немцев, подавляющее большинство которых не хотело отказываться от старой доброй немецкой марки в пользу какого–то непонятного евро [17].

Вместо того чтобы озаботиться созданием Европы, в которой национальность жителя не играла бы такой роли, как прежде, германские политики в поисках голосов избирателей забросили свои сети в сточные воды расовых предрассудков, с раздражением рассуждая о необходимости сохранения по возможности большей этнической однородности своей страны. Пронзительные крики о «преступных иностранцах» стали обязательным элементом высказываний представителей Христианско–демократического союза Коля и его консервативного партнёра по коалиции — Христианско–социального союза. Они пренебрежительно отзывались об иммигрантах как о черни, относясь к ним так, будто те были переносчиками какого–то неизлечимого заболевания. В попытке отвлечь внимание от провалов своей собственной политики германские официальные лица предложили сократить объём помощи экономически неразвитым странам, медлившим с приёмом своих граждан, депортированных из Германии. Правое правительство Баварии обнародовало планы по высылке целых семей иностранцев, в случае если их дети будут задержаны за кражи в магазинах. Первым в соответствии с новыми правилами был депортирован 14-летний преступник, турок по национальности, родившийся в Германии и проживший здесь всю свою жизнь. Они также пытались выдворить из страны и всю семью мальчика, обвинив её в создании угрозы общественной безопасности в результате пренебрежительного отношения к воспитанию собственного сына [18].

Несмотря на все громогласные заявления, уровень преступности среди германских граждан и иностранцев был практически одинаков. Однако популярные политики, зная о том, что 15% немецких избирателей придерживаются ультраправых взглядов, стремились превзойти друг друга в дискуссиях о противодействии иммиграции и поддержании закона и порядка. Руководители считавшейся левоцентристской Социал–демократической партии, находившейся в оппозиции, также присоединились к этой кампании и призвали к быстрой депортации иностранцев, которые злоупотребили немецким гостеприимством. Это непрерывное потворство ксенофобскому фанатизму достигло своего пика, когда, по официальным данным, безработица в Германии составила 12%. Впервые со времён Гитлера число безработных превысило четыре миллиона человек.

Социал–демократы, сделав ставку на обеспокоенность избирателей экономической ситуацией, смогли одержать победу на выборах. Однако новая правящая коалиция во главе с канцлером Герхардом Шрёдером быстро оказалась на политическом минном поле в своём стремлении изменить требования о наличии немецких корней у лиц, желающих получить гражданство страны. Столкнувшись с ожесточённым сопротивлением на низовом уровне, правительство Шрёдера частично свернуло свои планы и продавило лишь сильно смягчённые требования, облегчившие иммигрантам и их детям получение германского гражданства. В то же самое время члены кабинета в своих выступлениях подчёркивали, что Германия не приветствует появление на своей территории новых переселенцев. «Мы достигли предела, после которого нет пути назад, — заверял социал–демократ Отто Шилли, министр внутренних дел. — Большинство немцев согласится со мной. Отныне — нулевая иммиграция» [19].

Родившийся в 1944 году Шрёдер был первым из современных глав германского государства, не видевшим Второй мировой войны. Победив на выборах, он заявил, что хочет возглавить народ, смотрящий в будущее, а не обременённый воспоминаниями прошлого. Однако некоторые полагали, что Шрёдер поспешил отказаться от вины Германии и исторического долга страны перед её жертвами. Критики канцлера ссылались на недавний опрос общественного мнения, проведённый Институтом средств массовой информации в Кёльне. Он показал, что почти 20% немцев в возрасте от 14 до 17 лет не знали, что такое Освенцим, а 18% из тех, кто слышал о концентрационном лагере, полагали, что рассказы о случившемся там — преувеличение [20].

Несмотря на эти отрезвляющие цифры, Шрёдер выступил против создания национального памятника Холокосту в центре Берлина, хотя этот проект обсуждался, разрабатывался, пересматривался и вызывал споры более 10 лет. Вряд ли стоит утверждать, что раздоры вокруг постоянно откладывавшегося строительства мемориала свидетельствовали о нежелании вспомнить о преступлениях Третьего рейха, которые многие немцы признавали с готовностью. Скорее эти противоречия, наряду с ожесточёнными спорами о критериях гражданства, показывали, что попытки Германии примириться со своей нацистской историей продолжают определять её национальную идентичность.

Часто говорилось о том, что никакой другой народ не сделал столько, сколько немцы, чтобы загладить вину за своё прошлое. По данным министерства финансов, со времён Второй мировой войны Германия выплатила свыше 100 миллиардов долларов в качестве компенсации евреям и другим жертвам. Став канцлером, Шрёдер заявил, что к 2000 году хочет урегулировать все финансовые претензии к немецкой промышленности, связанные с ущербом эпохи нацизма. Его правительство в короткие сроки подготовило соглашение с 12 крупнейшими банками и компаниями страны, создав фонд для выплаты компенсаций тем, чей рабский труд использовался частными предприятиями во времена Третьего рейха. Шрёдер надеялся, что, урегулировав счета прошлого, его страна, после полувека послевоенных раскаяний, вступит в новую эру уверенности и нормальной жизни.