Евгений Батраков - Заметки об анатомии поступка. Человек и нелюди

Что ж это за крест такой достался России, что угораздило ее пойти столь беспутным путем всеобщей алкоголизации?

Россия – это: «я, ты, он, она, вместе – целая страна». Иногда вместе – это целая компания… Из таких, как я, ты, он, она. Нуждающихся в общении. А общение – явление социальное. Потому-то и требуется этический намордник – «норма»: предписание действовать определенным образом. Без предписаний, т. е. без правил общения нельзя никак.

Так сошлись в одном ритуализированном действе шкурно-политические интересы Алкогольной мафии и личностно-бытовые интересы индивидов. Норма, находящаяся между людьми и над ними, оказалась незаменимым подспорьем: она структурирует процедуру общения, а уже только поэтому значительно облегчает общение; она регулирует поведение, определяя его возможные и желаемые пределы, предписывает «карнавальное общение», индульгирует неудачные высказывания, неловкие действия и даже совершенно скотские выходки…

Норма служит основой кристаллизации питейного ритуала, выступающего как безусловная ценность. К ритуалу, как к последнему аргументу, апеллируют в тех случаях, когда нужно обосновать свое требование к рядом находящемуся члену сообщества, навязать ему свою волю. Вспомните, как бесцеремонный слесарь Василий Игнатьевич Харитонов (Евгений Леонов) в фильме Г. Н. Данелия «Осенний марафон» [46], в два счета поставил на место, на какое хотел, преподавателя Ленинградского университета Андрея Павловича Бузыкина (Олег Басилашвили) и профессора из Дании – Билла Хансена (Норберт Кухинке).

Харитонов – Хансену:

– Тостуемый пьет до дна. Я за вас выпил, значит, вы тостуемый. Я до дна, и вы до дна. Такой у нас порядок .

Харитонов – Бузыкину:

– Так у нас не положено , Палыч! Теперь надо посидеть. Хорошо сидим!

И все! И высококультурные люди – преподаватель и профессор – враз скисли!? Даже пискнуть не посмели!

Да, видимо, не без серьезных оснований К. Маркс в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» писал: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых» [47].

Традиции, обычаи, ритуалы, нормы…

Каждый признающий норму – обретает статус «своего парня» и получает шанс интегрироваться в компанию. Каждый страдающий от одиночества и отчуждения, от страха жить и страха умереть, от пустоты душевной и пустоты умственной – всякий примкнувший к компании, рассредоточенных вокруг бутылки с алкогольным зельем, чувствует, как некий всеутешающий елей разливается по всему телу, и исчезают заботы, тают назойливые мысли, и мерещится будто бы все тебя понимают, уважают и даже любят, и грудь распирает чувство собственной значимости, и поднимается волна беспричинного довольства, радости, беспечности… Правда, все мимолетно, будто набежавшая и рассеявшаяся галлюцинация… Словно пьяный, райский сон наяву. Нечто нереальное, но пережитое, что и побуждает в очередной раз, снова и снова примкнуть, поднять, проглотить… И испытать елей, беспечность, радость и значимость… И пусть это всего лишь миг, но он был – миг!.. И опасение, что способ действий, однажды оказавшийся результативным, обернется неудачей, вынуждает жестко придерживаться сложившегося стандарта – ритуала.

Норма – ритуалообразующий фактор – царствует безраздельно. Она – распорядитель, и ее диктат проявляется во всем. К тому же она еще и хранитель компании, и гарант ее дальнейшего существования. Потому-то компания, и каждый причисляющий себя к сообществу пьющих, и каждый, кто твердо уверен, что питье спиртного это нормальное в жизни занятие, столь ревностно надзирает за тем, все ли следуют ей – все ли из числа сидящих за столом, пьют? Не уклоняется ли кто? Не ловчит ли?

Нормой предписано пить. Значит, не пить этой же нормой запрещается. Пить – это нормально. Следовательно, быть трезвым – не нормально. И вот уже бывший директор Инжавинской вспомогательной школы-интерната, где содержались лица с интеллектуальной недостаточностью, депутат Государственной Думы, член фракции КПРФ Т. В. Плетнёва (Штрак) на всю страну прямо так и заявляет: «Совсем не пьющий – человек чи больной, чи подлюка» [48]. Я не знаю, как на это отреагировали мусульмане, я был – обескуражен.

И она не одинока. О том же в свое время помнится, заявил и заместитель председателя Госдумы, руководитель фракции СПС Б. Е. Немцов, убитый впоследствии мусульманами: «Вы знаете, я с подозрением отношусь к непьющим. Мне кажется, что они что-то замышляют» [49].

В тон своему соплеменнику сиплым голосом деликатно расшаркивался и владелец сети питерских пивнушек «Толстый Фраер», еще пока не убитый мусульманами, А. Я. Розенбаум [50]:

Представляется очевидным, что пьющие превратили свою «питейную норму» еще и в средство выявления идейно-ценностной ориентации, в эдакую лакмусовую бумажку, с помощью которой они определяют: «свой – чужой».

Чужой, т. е. непьющий своим непитием однозначно отрицает свою принадлежность к сообществу пьющих – к компании; он самым наглым образом демонстрирует полное отсутствие элементарного конформизма и явное наличие индивидуализма, чуждого для пьющих, стремящихся быть как все, делать то, что делает большинство, а значит, этот, оттопырившийся непьющий, грубо подрывает само существование компании, основанной на питейном ритуале, рожденном «питейной нормой». Да, терпимо ль подобное?!

Потенциальная опасность для удовлетворения нужд и страстишек тех, кто интегрируется в компанию, опасность для самого существования такого явления, как компания пьющих, опасность, исходящая от трезво себя ведущих индивидуумов – вот причина возникновения института соглядатаев, ревностно контролирующих происходящее за столом и около.

Не пренебрегает механизмом контроля и государство – соучредитель нормы, обязывающей пить. Конечно, я имею в виду не то государство, цель которого, как мнилось руководителю Южного общества декабристов П. И. Пестелю, – благоденствие всех и каждого. Государство, о котором он был такого хорошего мнения, в конце концов, Павла Ивановича заточило на полгода в одиночку Петропавловской крепости, затем приговорило к смертной казни через четвертование, но, видимо вспомнив про свою цель, снизошло до милосердия и 13 июля 1826 г. этого 33-летнего полковника, ветерана Отечественной войны попросту удавило на виселице…

Конечно, я имею в виду и не те представления, коими богат был английский философ Т. Гоббс, приравнявший государство к библейскому левиафану – «царь над всеми сынами гордости» [51], и написавший 300 лет тому назад: «государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем, чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты» [52],