В. Дудко - Крах наступательной стратегии ВМС США на ТОФ. Книга 1. Герои Бангора

Для заступившей вахты блестяще организованная тренировка по отдыху личного состава закончилась слишком быстро. Вахтенные заняли свои места. Вестовой поднял на ГКП небольшой парящий кофейник, чашку, бутерброды, которые поставил передо мной и налил кофе. В кают-компании продолжался завтрак.

Мы уже вошли в полосу движения РПК СН и вели поиск второй лодки тактической группы. Через несколько минут вахтенный акустик доложил, что обнаружена малошумная цель. Контакт классифицируется на спектроанализаторе. Заканчивалась вахта командира ГАГ Владимира Гриценко. Он в отсутствии целей уже был готов покинуть рубку акустика и тихо предвкушал отдых. Как вдруг его сменщик, инженер группы, старший лейтенант Павельев, оператор «Скат», сообщил, что обнаружена цель, которую по характерному спектру на спектроанализаторе он идентифицировал, как советскую АПЛ. Я дал команду БИП готовность №1. В ЦП, казалось, прошёл электрический ток. Штурман же сразу начал прокладку курса цели: отметил на карте место К-492 и пеленг на обнаруженную цель.

Определить ЭДЦ (курс скорость дистанцию), командую на БИП. Вначале с большим недоверием, но потом всё увереннее мы отработали опознавание по спектральному анализу, выполнили классификацию и установили слежение за лодкой, применяя только пассивные средства наблюдения. По инструкции командир обязан выполнить ряд активных действий для подтверждения классификации цели: осмотреть горизонт РЛС, убедиться, что по пеленгу обнаружения лодки надводных целей нет, замерить дистанцию до лодки гидролокатором в активном режиме и провести опознавание. Все это было слишком и вызвано только существующими до этого минимальными и небезопасными дистанциями обнаружения. Судя по всему, флотскую инструкцию писал офицер, служивший на дизелях первого поколения. Такие действия полностью дискредитируют РПК СН и всю программу боевой службы. А в боевом распоряжении на поход особых указаний не было, поэтому решил: классификацию завершить в пассивном режиме, применяя спектральный анализ, объективные данные КБР, субъективное мнение акустика и вторичные классификационные признаки, не нарушая скрытности. Аппаратура спектрального анализа была нештатной. Поэтому кроме как существующими методами подтвердить обнаружение и доказать контакт было нельзя. На последующие выходы я её утвердил у командующего, импортную аппаратуру, как штанную приставку к комплексу «СКАТ». ) День 21 февраля 1982 года ничем не отличался от той вереницы дней с самого начала боевой службы.

Монотонность, которая царила на лодке, была прервана обсуждением цели. У КБР проснулся охотничий азарт. Мы должны были определить свою тактику безаварийного длительного слежения за РПКСН. Нужно было выявить наиболее удобные позиции для сопровождения, где сигнал был устойчивым и с резервом по дистанции. Теперь я понимал, что слежение не на одну неделю и силы вахты должны быть распределены равномерно. Нужно было выявить дистанцию обнаружения и дистанцию устойчивого контакта, довести позицию до устойчивого сигнала в пассивном режиме. Подумал, что это сближение с РПК СН продлится долго, и поэтому лёг на курс, равный пеленгу на цель. Пользуясь возможностями акустики, сразу с момента обнаружения РПК СН мы шли, подгоняемые азартом необычной ситуации и ориентируясь на свободное маневрирование, пользуясь своим преимуществом. Также мне было интересно, на какой дистанции стратег обнаружит нас. РПК СН командовал капитан 1-го ранга Игорь Чефонов, опытный и грамотный подводник, имеющий за плечами не одну службу.

Попытки подключить к работе «Напев», к сожалению, так и не удались. Мы так и не воспользовались оборудованием спектрального анализа «Напев». Экран аппаратуры находился на верхней палубе соседнего второго отсека и оператор не мог его видеть. Но справедливости ради надо сказать, что он был и не нужен, наши операторы и изготовители прибора ни разу на нем не получили результата. Хотя вся верхняя палуба второго отсека была уставлена могильными «памятниками» – молчащими стойками аппаратуры «Напев», занимавшими всю полезную площадь верхней палубы. Поэтому учёное мнение большинства гидроакустиков относительно спектрального анализа было негативное. Не воспринимая математическую обработку сигнала, они отрицали её целесообразность. И это отрицание приводило к недоверию нашего командования к результатам обнаружения и слежения за лодками и кораблями с помощью этой аппаратуры. Тем более высшего руководства флота и страны. Теперь мы всё тщательно документировали в трёх ипостасях: на магнитофоне В&K, на лентах самописцев акустиков, лентах штурманов и лентах документирование БИУС, где все это выводилось сразу от всех источников на один лист (рулон) и др. Я с недоверием к результатам спектра столкнулся сразу после первого обнаружения лодки противника в Авачинском заливе. Думаю, что преимущества цифровой обработки спектра над чистой акустикой и, особенно, на дистанциях свыше 80—90 каб. вызывали ревность или умысел у разработчиков классических систем. Первый контакт с иностранной лодкой у нас был нескрытный, потому что мы выполнили все предписания документов и тут же спугнули обнаруженную цель посылкой гидролокатора. Потом гнались за ней со скоростью 25 узлов. Никто нам сразу не поверил, что первый выход – и сразу в заливе обнаружили лодку США, а потом с хвоста РПК СН сняли второго американца. От нас требовали записей понятных всем шумов лодки, записанных на штатный магнитофон «Маяк-205» – исчадие каменного века. Никто не верил, что следили двадцать четыре часа на высокой скорости по дискретам (ДС) и прекратили погоню только по приказанию штаба ТОФ, хотя наш контакт был передан лётчикам и они продолжили слежение на буях.

После второго обнаружения и слежения за пла США, которую мы скрытно обнаружили на маршрутах развёртывания наших лодок, командующий также выслал авиацию флота и они продолжили слежение за лодкой противника буями, а нас вернули на маршрут.

По возвращении К-492 в базу, командующий флотилией провёл показательный разбор нашего маневрирования при поиске ИПЛ, схемы слежения и маневрирования, собрав в дом офицеров всех заинтересованных лиц, включая офицеров акустического полигона, куда мы сдавали все копии своих записей. Там, на полигоне, специалисты флота и науки проводили детальный разбор и анализ обнаружения, слежения и обработки спектра на аппаратуре B&K.

После моего доклада и положительных отзывов командующего, где он обронил фразу: «Как выйдут, так и обнаружат», – сразу поднялась волна насмешливых возгласов и замечаний. Тут же встал зам флагманского специалиста РТС флотилии и выступил с разоблачительной речью, в которой демонстрировал наши записи на стандартном магнитофоне ВМФ самого плохого качества «Маяк», которым снабжались все лодки. Он установил на него плёнки с четырёхдорожечного магнитофона и демонстрировал записи и то бульканье и кваканье, которые издавал магнитофон, он ставил нам в вину, обвиняя в подлоге и некомпетентности. Конечно, там была абракадабра, которую он гордо приводил в качестве доказательства нашей лживости. Это было чудо! Я порывался возразить, но зам начальника полигона попросил дать ему слово. В своём выступлении он камня на камне не оставил от речи зам Флагманского РТС флотилии, выставив его идиотом, что было недалеко от истины.