Елена Пономарева - Балканский рубеж России. Время собирать камни

Так, Сербское княжество, добившись автономии в 1830 г., становится центром антиосманского движения на Балканах. Составленная премьер-министром и министром иностранных дел Сербии Илиёй Гарашаниным внешнеполитическая программа «Начертания» (1844 г.) предполагала, что Княжество во главе с династией Обреновичей должно возглавить борьбу против турок за создание государства, в состав которого войдут Босния и Герцеговина, Черногория, Македония, а также Хорватия в случае распада Австро-Венгрии.

Сербская национальная элита XIX в. была проводником великосербской идеологии. Сербский национализм – национализм особого порядка. Его основой были два «кита». Первый – объединение всех сербских земель в границах одного государства, второй – создание южнославянской федерации во главе с Белградом вокруг Сербии. Лидер Сербской радикальной партии и крупный политический деятель Никола Пашич в 80-е годы ХIХ в. видел главную задачу в сохранении и защите независимости Сербии с последующим объединением всех сербов в едином государстве. Позже Н. Пашич обращается к идее конфедерации югославянских народов, размышляет над объединением сербов и хорватов. В сербской политической мысли ХIХ в. Сербия рассматривалась как естественный центр собирания всех славянских земель, т.е. изначально идея национального государства – Великой Сербии, рассматривалась лишь как первый шаг к созданию крупного славянского государства, своего рода великой славянской державы.

В Хорватии наряду с идеями иллиризма и югославянства также развивался национализм, и обосновывалась концепция создания независимого хорватского государства. Историки считают, что после 1848 г. можно говорить о сложившейся великохорватской идее, суть которой, как и велико-сербской, заключалась в собирании всего населения своей национальности в одном государстве. Интересен следующий факт. Молодой юрист Анте Старчевич в начале 1850-х годов основал новое направление в национальной хорватской идеологии, суть которого сводилась к отрицанию роли сербов в истории: «История вообще не знает такого народа, как сербы». При таком подходе единственным государством, способным объединить все славянские народы, проживающие на так называемых сербских землях, в Словении и Боснии, могла быть только Великая Хорватия. Фактически, к началу ХХ в. сформировалось два масштабных интеграционных проекта: великосербский и великохорват-ский, главное отличие которых заключалось в том, чья столица будет центром нового объединения – Загреб или Белград.

Оценить словенский национализм в XIX в., перефразируя В.Л. Цымбурского, можно как «дремлющий» национализм; «разбудили» его лишь в конце 1980-х годов. Что же касается века XIX, то наряду с сугубо национальными культурными программами среди словенцев распространяются идеи Объединенной Словении, братского союза словенцев с хорватами и укрепления их взаимности со всеми славянами, особенно австрийскими. Показательно, что в 60-70-е годы XIX в., в период расцвета политической мысли в Загребе и Белграде «ни один из словенских национальных деятелей не считал, что Словения может существовать как самостоятельное государство, а подавляющее большинство словенских политиков было убеждено, что австрийское государство является единственно возможным государством, в составе которого будет находиться Словения» (И.В. Чуркина).

Австрославизм до конца XIX в. оставался неотъемлемой частью национальных программ словенцев. Лишь разочарование в политике венского правительства в конце века по отношению к славянам и словенцам, в том числе, заставило наиболее радикальных словенских политиков искать возможности существования Словении как административного и политического целого вне пределов Габсбургской монархии или в независимой Югославии, или во всеславянской федерации». Поражение Австро-Венгрии в Первой мировой войне объективно усилили эти представления словенских интеллектуалов.

Широкое распространение накануне Первой мировой войны в национальных программах всех словенских партий югославянских идей в разнообразных вариантах свидетельствует не столько о развитии национального самосознания, сколько о сложности измерения степени готовности обществ к формированию национальной государственности. Как отмечал Э. Хобсбаум, «национальная идея в формулировке ее официальных поборников не обязательно совпадает с истинным самоощущением соответствующих народов».

Еще одна причина сложности формирования национальной идентичности словенцев видится в отсутствии «образа» национального центра. Если для хорватов «образ центра (столицы)» был очевиден – Загреб, для сербов – Белград, то для словенцев центром являлась Вена. Фактически модель нации-государства как способ «преодолеть» империю в конце XIX – начале ХХ вв. серьезно рассматривалась только сербами и хорватами. Причем, первые в подавляющем большинстве, как уже отмечалось, считали национальное государство лишь стартовой площадкой к славянской империи, прообраз которой и был создан в социалистический период – ФНРЮ/СФРЮ, а мыслился еще шире – как Балканская федерация.

Формирование национальной идеологии среди народов Боснии и Герцеговины в XIX в. проходило под большим влиянием белградских политиков и интеллектуалов, что объясняется объективными причинами. В этой провинции Османской империи жили представители трех вероисповеданий, говорившие на одном, сербохорватском языке. По данным 1870-х годов мусульмане составляли 48,9 %, православные – 37,6 %, католики – 12,7 % населения территории. В XIX в. славяне-мусульмане (славяне, принявшие ислам), с одной стороны, осознавали четкую разделительную грань между собой и мусульманами-турками. С другой – ощущали себя особой этнической общностью как по отношению к иноверцам, так и прочим мусульманам. Таким образом, религия не была препятствием к духовному и территориальному объединению всего сербского народа и «сербов исламской веры» в том числе вокруг Белграда. Загреб в свою очередь рассматривал возможность объединения территорий, населенных хорватами. После оккупации БиГ Австро-Венгрией в 1878 г. этно-религиозная дифференциация усиливается. На самосознание сербов, составлявших самую многочисленную этническую группу в БиГ, серьезное влияние оказывала Сербия, предпринимая различные целенаправленные действия и проводя агитацию в духе сербского единства. Поэтому неудивительно, что самое развитое – младобоснийское движение, выступало за объединение югославянских народов.

О национализме как идейной основе строительства государства албанцев следует сказать особо. Политические претензии на территории проживания стали активно выдвигаться албанцами со второй половине ХIХ века. Создание 10 июня 1878 г. в г. Призрен (Косово) «Призренской лиги албанцев» стало реакцией протеста на решения Берлинского конгресса о включении территорий, населенных к тому моменту албанцами, в состав Греции, Сербии и Черногории. Эта политическая организация типа паннациональной ассамблеи с представителями от всех территорий, населенных албанцами, стала первой институциональной формой албанского национализма. Политическая программа-минимум Лиги предполагала, прежде всего, защиту всех исторически населенных албанцами территорий, которые по решению Конгресса были включены в пределы соседних стран. Программа-максимум – объединение всех территорий в автономное государство под властью Османской империи. В конце ХIХ в. албанцы не поднимали вопрос о создании независимого албанского государства, ибо само националистическое движение было слабым и не имело поддержки великих держав. После трех лет сопротивления албанский национализм временно сдал свои позиции.