Анатолий Вассерман - Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи

Вот и микробы полезны, когда занимаются распознаванием жестоких социальных болезней и борьбой с ними. Но для такой борьбы нужны сообщества, где каждый действует в интересах других. Тогда формируется здоровая общественная микрофлора, не дающая организму общества заболеть.

Микробы-мутанты могут оказаться смертельной угрозой для того же общества. Хотя бы тем, что нарушают работу немутировавших. Та же шигелла сперва уничтожает сообщество нормальных кишечных палочек и уже этим – а уж потом сама – нарушает ход процессов в организме своего носителя.

На наших глазах один такой мутант смог даже проникнуть в мозг страны и развалить её сверху. Он тоже начинал с борьбы – против коррупции, привилегий и т. п. Но когда вырос до президента, то довёл те же привилегии с коррупцией до чудовищного размаха. Конечно, сам он до такого уровня вряд ли добрался бы: помогли подельники – либеральные микробы (экономисты, журналисты, ищущие где лучше партийные аппаратчики…)

Обо всём этом – уже не через биологические аналогии, а открытым текстом – мы тоже говорим в своих очерках.

Кстати, один из нас в позднеперестроечные годы угодил в шкуру либерала, вырвался из неё всего лет десять назад и с тех про с содроганием вспоминает эту аберрацию сознания. Отскок от либеральной тусовки оказался столь резким, что автор оказался в рядах сталинистов (хотя и умеренных: оправдывает далеко не всё случившееся в эпоху правления этого вождя). Но его пример показывает: от либерализма можно вылечиться.

Другой автор в качестве фронтового корреспондента прошёл три с половиной года горячих точек Советского Союза. Поэтому на либералов (и симметрично – на сталинистов) глядит менее романтично.

Но мы едины в своём понимании: пути, пройденному страной в 1920–1930-е годы, не было альтернативы. Любой иной вариант не выдержал бы испытания Великой Отечественной войной. Хулителям же Сталина – особенно на Западе – стоило бы понять: весьма вероятная альтернатива сталинскому СССР – освоение огромных просторов Евразии террористическими квазигосударствами вроде нынешнего ИГИЛ или единым врагом рода человечества вроде нацистской Германии. В этом случае у большинства нынешних антисталинистов – а то и у пары поколений их предков – не было бы шансов даже родиться.

Собственно, каждый раз, ужасаясь каким-то далёким от вегетарианства эпизодам отечественной истории, стоило бы сравнить его с состоянием стран, в тот момент как-то взаимодействовавших с нами. Во всех таких сравнениях, проделанных доселе, неизменно выясняется: русская цивилизация в минуты своей глубочайшей слабости опускается почти до уровня, признанного внутри европейской цивилизации труднодосягаемой вершиной духа.

Хочется верить: мы не слишком самонадеянны, когда полагаем, что объём и качество образования, знакомство со множеством первоисточников и результатов их квалифицированного анализа, богатый опыт извлечения из открытых источников неочевидных (и порою сознательно скрываемых) сведений позволяет нам поделиться с читателями нашим зерном истины.

Вот, скажем, тема множества жестоких споров: ошибки Сталина. В большом теннисе принято делить ошибки на вынужденные и невынужденные. Так, в истории взаимоотношений Сталина с Троцким вырисовывается вопрос: почему Сталин в 1929-м году вместо того, чтобы запереть Троцкого на Лубянке, преспокойно выпроводил его за рубеж? Кстати, Бухарин, будучи за рубежом, попытался навестить Троцкого в Норвегии (в Мексику тот переехал позже). Очевидно, Сталин экстраполировал на оппонента свои моральные качества и полагал, что тот – как бывший пламенный революционер и главный красный командир – притихнет хотя бы из патриотических побуждений. Когда же стало ясно, что в преддверии Большой войны тот разжигает антисоветские настроения, чреватые расколом будущих коалиций (так случилось в рядах испанских республиканцев – в результате победили мятежники), пришлось признать высылку Троцкого невынужденной ошибкой. И последовала ошибка вынужденная: на голову Троцкого обрушился ледоруб Меркадера. Это изрядно подорвало репутацию СССР в глазах многих – и левых, и любителей порядка. Но это было уже меньшее зло, нежели возможная междоусобица в ходе войны.

Или, скажем, расхожее нынче обвинение Сталина: мол, своим договором с Германией о ненападении он спровоцировал её нападение на Польшу. Но вот что пишет бывший офицер ОКВ (Oberkommando der Wehrmacht – верховное командование вооружённых сил) Хельмут Грайнер в своей книге «Военные кампании вермахта» (М., Центрполиграф, 2011): «В конце марта начальник ОКВ генерал-полковник Кейтель уведомил начальника отдела обороны страны Варлимонта о том, что фюрер дал распоряжение главнокомандующим видами вооружённых сил вермахта до конца августа подготовиться к военным столкновениям с Польшей, которые казались неизбежными». То есть подготовка нападения началась за 5 месяцев до нашего договора. Очевидно, связи между этими событиями нет. Напротив, Сталин переиграл всё ядро Антанты (этот термин употреблялся вплоть до капитуляции Франции перед Германией 1940.06.22): оно не скрывало, что надеется на военную аннигиляцию СССР и Германии.

Конечно, белым и пушистым Иосиф Виссарионович не был – да в тогдашних обстоятельствах и не мог стать. Например, при нём (до сих пор спорят: по его ли инициативе) разгромлен НКИД, старательно и эффективно выстроенный народным комиссаром иностранных дел Георгием Васильевичем Чичериным (о нём в книге тоже есть очерк).

В борьбе с внешними и внутренними врагами Сталина перехлестнуло до ужаса. Карт-бланш Николаю Ивановичу Ежову обернулся чудовищными потерями среди учёных, военных, инженеров, да и рядовых трудящихся. Но тут он нашёл в себе не только мужество для признания своей ошибки, но и ум для её исправления. Для замены Ежова Лаврентием Павловичем Берия понадобилось немало аппаратной изворотливости: от силовиков, почувствовавших вкус крови, всякого можно ждать. Берия не только остановил беспредел Большого Террора и покарал немалую долю его соучастников, но и организовал пересмотр вынесенных за эти 17 месяцев (с конца июня 1937-го до конца ноября 1938-го) обвинительных приговоров по статье «измена родине» (около пятой доли их оказались по тогдашним представлениям вовсе необоснованными, ещё около четверти – уголовщиной, ошибочно квалифицированной как политика). Среди сотен тысяч освобождённых – будущий маршал Рокоссовский. Ещё один будущий маршал – Мерецков – арестован на третий день Великой Отечественной войны вместе с несколькими десятками других видных военачальников, но через пару месяцев вернулся на воинскую службу: похоже, печальный опыт научил НКВД вести следствие, а не просто выбивать признания.