Мария Видясова - Алжир у трёх дорог

Коллективная натурализация евреев, возможно, преждевременная и явно психологически не подготовленная для них самих, вызвала гнев многих европейцев Алжира, требовавших ее отменить. Сразу возник миф, что кабильское восстание 1871–1872 гг., лидер которого, кавалер ордена Почетного легиона – башага Мухаммед аль-Мукрани (ранее лояльный французам) [51] Башага – лидеры больших или малых племен, подчиненные французской администрации и получавшие от нее жалование. В данном случае это – правитель целой области. , как-то заявил, дескать, лучше он станет «подчиняться офицеру, чем еврею» [52] Он сказал, в частности, одному французскому командиру буквально следующее: «Ваших генералов, которых мы привыкли слушаться и почитать как слуги, оскорбляют, их заменяют лавочниками и евреями и думают, что мы снесем это молча». (Рамбо А / История XIX века. Перевод с французского. Том 8. М.: ОГИЗ. 1939, с. 221). Семья аль-Мукрани принадлежала к верхушке алжирского общества, ее члены считали себя потомками Пророка и некоего французского аристократа, выброшенного кораблекрушением на берег Алжира и принявшего ислам. (Там же, с. 221). , было вызвано, поспешной акцией Кремье, которая якобы и стала причиной смуты. Хотя действительные причины и даже повод волнений в Кабилии лежали совсем в иной плоскости, нежели трения между мусульманами и иудеями, которых большинство алжирцев, и правда, считало пособниками, если не виновниками оккупации их земли «гяурами».

К восстанию, поднятому Мухаммедом аль-Мукрани 14 марта 1871 г., примкнула часть религиозного братства Рахмания, поэтому оно охватило обширную территорию – вплоть до сахарских оазисов на востоке Алжира. 5 мая зачинщик восстания погиб в бою, его брат Бу-Мерзаг Мукрани был пленен раненым 20 января 1872 г., приговорен к смертной казни, но помилован и сослан на тихоокеанский остров Новая Каледония, где участвовал в подавлении восстания аборигенов-канаков [53] Канаки восстали в 1878 г., а Бу-Мерзаг Мукрани был доставлен в Алжир 13 июля 1905 г., где теперь не имел ни кола ни двора и ровно через год умер (Julien Ch.-A. Histoire de l’Algérie contemporaine. Paris: PUF. 1964, р. 498). ; другие члены этой знатной семьи бежали в Тунис и помогли французам (как проводники и соратники) в его завоевании (1881 г.) [54] Рамбо А. / История XIX века…с. 221–224. . Простые мятежники были лишены части своей земли, а за оставшуюся у них часть должны были выплатить контрибуцию французским властям. Как результат, львиная доля их пригодной к обработке земли была секвестирована и перешла к новым поселенцам.

Между тем Антиеврейская лига, созданная в Алжире вслед за изданием «декрета Кремье», оказалась живучей. Она бурно реагировала на «дело Дрейфуса», учинив в 1898 г. травлю местных евреев, одного из которых линчевали, снова потребовала отмены пресловутого декрета и провела в мэры Алжира своего кипучего лидера, натурализованного француза итальянского происхождения Массимилиано Милано, подстрекателя погромов. Юдофобы почувствовали себя хозяевами положения и тотчас потребовали отставки слишком либерального генерал-губернатора. Случившиеся впервые в январе 1898 г., погромы прокатились с новой силой в сентябре следующего года. В ходе них обнаружилось, что алжирские департаменты были единственной территорией Франции, где антисемитский угар сказался на избирательном процессе.

Печальные события тех лет не прошли без следа, завещав свой груз ХХ столетию, и сыграли свою роль в развитии перекрестно негативного восприятия еврея (полуевропейца, полутуземца в глазах французских шовинистов и мусульманских националистов, нашедших свою точку соприкосновения в доморощенном алжирском антисемитизме, обострившемся на фоне экономического кризиса 30-х годов прошлого века).

Параллельно складывалась особая социальная психология европейского меньшинства Алжира, культивировавшего идею собственного физического и морального превосходства не только над «дикими» арабами, в сражении с которыми гибнет под г. Джиджель [55] Во французской литературе часто упоминается как Джиджелли. литературный герой Дюма, виконт де Бражелон, но и над «скаредным, вялым и т. п.» населением метрополии. Эта массовая психология со временем породила сепаратистские настроения алжирских европейцев, заложенные еще в конце XIX века и проявлявшиеся в том, что поселенцы, в основном католики, смешиваясь с другими христианами через брачные отношения, стали осознавать себя как настоящих «алжирцев» (в отличие от арабов, «которым место в Аравии»), или некую «неолатинскую расу», идея которой, взращенная церковниками, реакционными политиками, антисемитами, арабофобами и, наконец, авторами «L'Afrique Latine» (журнал, издававшийся в Алжире и популярный до Первой мировой войны), странным образом совмещалась у представителей этой новой расы с бьющим через край французским патриотизмом великодержавного свойства. Тем самым, носителей которого позже стали называть «ультра».

Помимо парижской и местной прессы правого толка, щедрой на изображение пугающей картины «мира туземцев» и влиявшей на воспитание умов алжирских европейцев, делали свое дело произведения второсортных, но имевших изрядную читательскую аудиторию французских писателей, создавших жанр «колониального романа», процветавший в первом десятилетии прошлого века и несколько утративший героико-национальный пафос в послевоенные 1920-е годы. Тем не менее певец «латинского духа» Луи Бертран активно продолжал вести свою агитацию художественным словом, а Пьер Бенуа, мастер любовно-авантюрных романов с колониальной экзотикой («Атлантида», «Дорога гигантов», «Хозяйка ливанского замка», «Полуночное солнце»), перед Второй мировой войной стал склоняться к фашизму, импонировавшему определенной и немалой части европейского населения Алжира. Имел хождение и термин «algérianisme», введенный в 1911 г. беллетристом Робером Рандо (Арно), который восхищался алжирским чудом, якобы превзошедшим римские деяния, благодаря которому «imperium» неолатинского народа «станет править миром» [56] Ganiage J. Histoire contemporaine du Maghreb de 1830 à nos jours. Avec la collaboration de J. Martin. Paris: Fayard. 1994, р. 242. .

С декабря 1900 г. совокупность трех алжирских департаментов получила гражданскую правосубъектность, что придало им характер административной автономии и, строго говоря, противоречило расхожему мнению о том, что «Алжир – продолжение Франции». По ряду вопросов префекты и другие чиновники напрямую подчинялись парижским министерствам и ведомствам. Однако институт генерал-губернаторства представлял собой центральную исполнительную власть в масштабах всего Алжира. Идея его ассимиляции уступила место концепции «rattachement», т. е. «присоединения» к метрополии, а позже заменена идеей «ассоциации». Поэтому тезис «Алжир – это Франция», вытекающий из текста французской конституции 1848 г., и представление о том, что «Алжир – наша родина», а в Париже «нас не понимают», свободно уживались в умах алжирских европейцев. На практике квазиавтономия Алжира означала всевластие верхушки поселенческой колонии, ревностно охранявшей свои привилегии, выступая против ассимиляции алжирцев-мусульман, общее количество которых в 1914 г. превысило 4,5 млн и на 92 % состояло из сельских жителей. Их перемещению в города препятствовали, помимо всего прочего, местные законы, ограничивавшие внутреннюю миграцию мусульманского населения, в том числе между департаментами («Туземный кодекс») [57] Введен в 1881 г., поэтапно отменен к 1927 г. .