А. Уткин - Правда об Ираке или Битва в Месопотамии

Во-первых, в 2001 г. прекратился этап бурного экономического подъема. Достигнув цифры 14 трлн дол. валового национального продукта, экономика США прекратила свой бег, вступив в фазу депрессии. Индекс Насдак – индекс развития высоких технологий – ослаб, развевая мифы о якобы преодоленном экономическом цикле на основе информационной технологии. В ту, клинтоновскую Америку из внешнего мира шли 200 – 300 млрд дол. в год, а в 2000-е годы только 20 – 30 млрд дол.

Во-вторых, по мнению растущего числа экономистов, «упадок и падение американской империи произойдет не из-за стоящих у ворот террористов, и не в свете помощи террористам государств-изгоев, но из-за фискального кризиса современного американского государства» [287]. В ближайшие пять лет 77 млн американцев, родившихся в эпоху демографического бума, начнут получать пособия по социальному обеспечению. Через восемь лет они станут пользоваться лечебной системой «Медикеэр». К тому времени как все они выйдут на пенсию в 2030 г., пожилое население США увеличится вдвое, а число обеспечивающих их благосостояние – только на 18 процентов. Рождающиеся сегодня американцы должны будут платить налогов вдвое больше, чем их отцы. Военные, и прочие федеральные расходы после сентября 2001 г. заставили бюджетную службу конгресса предсказать рост бюджетного дефицита в ближайшие десять лет до 2,3 трлн дол. Долг американского государства за это время увеличится на 9,1 трлн дол. [288]. За последние 5 лет 44 процента международных долговых обязательств оплачиваются в евро, а 48 – в долларах. Ослабление финансовой системы страны не может не влиять сдерживающим образом на ее внешнюю политику.

В-третьих, программа международной финансовой глобализации не удалась. Япония застыла с 1990 года, а в 1998 г. обнажилась уязвимость тихоокеанских «тигров», Мексики, Аргентины, Индонезии и, конечно, России. Выдвигаемый в качестве схемы мировой финансовой либерализации т. н. «вашингтонский консенсус» оказался губительным для возникающих и растущих экономик Азии и Латинской Америки. Ведущие страны начали очередной виток протекционизма. Одна только «стальная» война вызвала резкое отчуждение Соединенных Штатов и Европейского Союза, России, Японии, Южной Кореи, Бразилии. Китай стал чрезвычайно притягательным направлением японских капиталов и товаров, и здесь на наших глазах возникает восточноазиатское экономическое сообщество, которое в будущем способно бросить новый вызов Америке. В результате есть немало оснований утверждать, что США сегодня пользуются меньшим влиянием, чем десятилетие назад – и этот баланс продолжает меняться не в пользу Америки – в основном из-за того, что американский рынок ослабляет свою значимость для местных стран и в свете растущей зависимости Америки от иностранного капитала.

В-четвертых, ныне более 50 процентов готовых товаров и продуктов, потребляемых Соединенными Штатами, импортируются (рост с 31 процента в 1887 г.). США ныне нуждаются в 600 млрд дол. ежегодно, чтобы оплатить этот импорт и покрыть дефицит внешней торговли. Америка как бы повторяет судьбу имперской Британии, которая в 1913 г. экспортировала огромные объемы капитала – 9 процентов своего валового продукта, финансируя Соединенные Штаты, Канаду, Австралию, Аргентину, а после Первой мировой войны превратилась в их должника. Подобным же образом, США после Второй мировой войны инвестировали во весь мир. А ныне Америка импортирует 6 процентов своего валового внутреннего продукта, черпая капитал не только из богатых Западной Европы и Японии, но даже из относительно бедных экономик. В текущее время Центральный банк Китая стал крупнейшим покупателем ценных бумаг министерства финансов США и, совместно с Японским центральным банком обеспечивает почти 45 процентов текущего дефицита расчетов США. Международный долг США дошел до 30 процентов внутреннего валового продукта. Такой уровень внешнего долга обычно характерен для слаборазвитых стран – он делает страну-должника зависимой от экономических решений, принимаемых другими. (А Западная Европа увеличивает экспорт капитала, обретая все большее влияние на такие страны, как Россия, Бразилия, Турция).

В-пятых, геополитики в Вашингтоне преувеличивают значение военной силы. Развитые страны мира не видят сегодня на горизонте военной угрозы. Электронно-космическая мощь США заставляет вспомнить поговорку: не стреляй из пушки по москитам. При этом, инвестируя в свою военную мощь, Соединенные Штаты объективно подрывают другие элементы своего могущества. Вооруженные силы могут сражаться, но им не под силу полицейские функции или меры по полномасштабному поддержанию мира. При этом огромный развивающийся мир никак не ощущает блага американского доминирования или желания выразить благодарность. Напомним, что США находятся на последнем месте среди стран-членов Организации экономического сотрудничества и развития по доле средств, выделяемых на экономическую помощь другим странам. По этой статье расходуется лишь одна семнадцатая доля военного бюджета США. И американская помощь четко концентрируется всего на нескольких странах: Израиль, Египет, Колумбия и Иордания. Богатейшая страна мира, США сегодня не могут предложить ничего подлинно существенного многим стратегически важным странам. Результат: Вашингтон в начале 2003 г. не смогли «уговорить» голосовать в СБ ООН за свой проект по Ираку даже такие относительно близкие себе страны как Мексика и Чили, не говоря уже о Гвинее и Камеруне.

В-шестых, центром приложения американской силы вопреки американским национальным интересам стала не Западная Европа и не Восточная Азия (прежний и будущий силовые центры мира), а прежде маргинальный Средний и Ближний Восток – от Бишкека до Йемена, от Каира до Исламабада. По существу это означает, что Америка взваливает на себя цивилизационно непомерные ноши, которые никому не по плечу (демократизация арабского мира, индустриализация кочевых народов, построение наций на месте племенных союзов и т. п.). При этом американцы, узко глядя на свои цели, помогают регионально важным Египту и Иордании с непосредственной целью предотвратить их помощь палестинцам, сокрушить демократическое движение в этих странах, обеспечить их связи с дружественными к американцам феодалами Персидского залива. Может быть, в этих усилиях и можно увидеть позитивную цель, но едва ли реалистически значимую. Ведь большая стратегия – это всегда создание шкалы приоритетов; а такая шкала, на которой исламский Восток в первом десятилетии ХХI века значит для Америки больше Европы, едва ли делает честь глобальным стратегам.