Сергей Кара-Мурза - Оранжевая мина

Другое дело, когда правителей заменяют, чтобы изменить направление деятельности власти, поставить перед ней принципиально новые цели. Это вызывает сопротивление влиятельных общественных сил. Даже если верховный правитель и сам был бы рад, получив хорошие отступные, удалиться от власти, уступив место более подходящему «менеджеру», ему этого не позволяет его окружение («хунта»). Ведь оно тоже имеет средства воздействия на «первое лицо» — хотя бы с помощью шантажа. В этих случаях и приходится устраивать перевороты. Лучше «бархатные», без большого насилия. Это обходится дешевле и не создает риска породить реальное сопротивление части народных масс.

Типичным примером такой смены властной бригады была замена Горбачева на Ельцина в 1991 г. Команда Горбачева сделала для демонтажа советской политической и экономической системы все, что позволяли доктрина, риторика, сам образ этой команды. Соблазнив людей знаменем, на котором написано «Больше социализма! Больше социальной справедливости!», нельзя было проводить обвальную приватизацию. Такое грубое нарушение приличий как раз и снимает наваждение, чего никак нельзя допускать. Поэтому была разработана программа «свержения» команды Горбачева — программа стандартная и классическая. Граждане смотрели большой политический спектакль — и верили в него настолько, что и спустя 15 лет Горбачев может появляться на публичной сцене и рассказывать, как он страдал оттого, что ему никак не удавалось устроить «социализм с человеческим лицом».

Если бы изменения в целях и способе действий властной верхушки, которые вызывают смену ее персонального состава, касались только интересов конкурирующих группировок в правящем слое, то это нас мало бы касалось. Дворцовые перевороты всегда были и будут. Но если приходится проводить революцию, хотя бы и «бархатную», то это значит, что будут затронуты жизненные интересы большой части народа. В этих случаях быть безучастным наблюдателем глупо. Тут надо смотреть в оба и постараться воздействовать на ход событий. Как правило, соотношение потенциальных сил позволяет это сделать, но обществу не удается превратить свои потенциальные возможности в активные — его сознание подавлено манипуляторами. Действует гипноз — мозг затуманен, руки не двигаются. Под звуки волшебной дудочки колонны людей бредут голосовать — за Ельцина, Кучму, Ющенко, Шеварднадзе, Саакашвили…

Возможность государства нейтрализовать эти опасности на этапе их созревания, а также преодолеть их в самый момент революции во многом зависит от способности власти выстроить «карту опасностей», в достаточной мере приближенную к реальности. «Бархатные революции» происходят лишь в тех странах, государственная власть которых потеряла эту способность и в своих действиях ориентируется по слишком недостоверной «карте», а то и вообще «пользуется картой другого района».

Причины этого многообразны. К фундаментальным причинам надо отнести мировоззренческую неадекватность власти. Она выражается, прежде всего, в унаследованном от философии модерна механицизме . Более трех веков в культуре Запада господствовало навеянное ньютоновской картиной мироздания представление об обществе и государстве как машинах . Происходящие в них процессы виделись как движение масс под действием сил . Соответственно, и угрозы государству власть видела как существование массы противников, накапливающих силу , которую они и собираются обрушить на защитные силовые структуры государства.

Средства преодоления этой угрозы виделись в укреплении этих силовых структур. Всякие рассуждения о «силе идей» воспринимались властью как лирическая метафора, указывающая на второстепенный фактор. Механистическое мировоззрение просто не позволяло власти увидеть иные угрозы или найти на них адекватный ответ [2] Перед нашими глазами разыгралась драма ликвидации СССР, который ценой огромных лишений обеспечил себе военный паритет с Западом, но не создал культурных средств, чтобы защититься от информационно–психологической войны. Эту войну Запад выиграл при том, что СССР имел потенциальные предпосылки для победы, но не смог воплотить их в виде «оружия». . Такая власть, как показал опыт, оказывается не готовой к действиям против революции, не применяющей «механическую» силу (хотя бы на решающем первом этапе).

Политолог Р. Шайхутдинов пишет: «Среди угроз власти, которые способна «различить» и выявить сегодняшняя власть, есть только материальные угрозы: нарушение территориальной целостности, диверсии и саботажи, угроза военного нападения или пограничных конфликтов, экономические угрозы и т.п. Огромное количество «нематериальных угроз», связанных с политическими институтами, с населением и его сознанием и ментальностью, с символическими и коммуникативными формами, с интерпретациями и чужим экспертированием, остаются вне зоны внимания власти, прессы, политтехнологов.

Та власть, к которой мы привыкли, умеет видеть, как у нее пытаются захватить территорию, украсть деньги, но на Украине совершенно незаметно для всех у государства украли репутацию, авторитет и часть граждан, «перевербовав» их в свой народ. А, например, в США сформулировано такое понятие, как «угроза демократии». Или «приверженность идеалам свободы». Одно это позволяет американцам объявлять зоной своих жизненных интересов любую точку планеты, где, по их понятию, нарушается демократия или откуда исходит угроза свободе» [3] Шайхутдинов Р. Со–общение, 2005, № 2. .

В социокультурном плане «бархатные революции» — это революции постмодерна , генетически связанные с революцией 1968 г. во Франции. Главное заключается не в каких–то отдельных аспектах этого явления, а в том, что оно представляет собой совершенно новую, незнакомую власти систему. М.Ремизов отметил уже очевидную, но почти еще непонятую вещь: «Сам феномен «бархатных революций» имеет абсолютно неклассическую, постсовременную природу. Он принадлежит неоимперскому миру, а не старому доброму миру суверенных наций».

Итак, первое принципиальное качество «бархатных» революций, которое использует мировоззренческую слабость (механицизм мышления) государственной бюрократии, — их ненасильственный характер или, по меньшей мере, создание полной иллюзии безопасного ненасильственного развития событий. Он нейтрализует главную силу, которую государство готовит для отражения революции — его силовые структуры.