Иосиф Сталин - Том 17

16-томное Собрание сочинений И.В. Сталина оказалось заведомо неполным. 13 томов его вышло при жизни автора (1946–1951 годы), и они несли на себе печать тщательного и требовательного отбора произведений им самим. Затем издание поразила хрущевская “оттепель”. Еще не завершенное (том 13 прерывался на 1934 годе), оно с кончиной Иосифа Виссарионовича (март 1953 года) было прекращено; его план, в общих чертах намеченный в предисловии к первому тому (С. VII–VIII), оказался невыполненным, уже имеющийся набор рассыпан. Тома 14–16 появились четыре с половиной десятилетия спустя, в принципиально иную, не предсказуемую в 50-х годах XX века, эпоху. Они были приурочены к 80-летию Октября (1997), причем составитель, как “кустарь-одиночка без мотора”, не располагал в середине 90-х годов, то есть в пору причудливого цветения ельцинской “деммонархии”, и тысячной долей тех возможностей, которые когда-то имел в своем распоряжении ИМЭЛ.

Три последних тома были выпущены буквально “с коленки”, крохотным тиражом 2000 экземпляров и за пару месяцев разошлись без рекламы. Как и ожидалось, спрос значительно превысил предложение, и тут же настоятельно встал вопрос о повторении. Естественно, даже без особых архивных изысканий стал накапливаться огромный (правда, разнокалиберный) материал, достойный внимания и исследователя и широкого читателя. Подход, который не подвел меня в сборнике “Слово товарищу Сталину” (два издания, М., 1995, 2002), оправдался сторицей. Говорить и судить о Сталине, только выслушав его самого, вникнув в его обстоятельства и мотивы, общественные и личные, — так, на мой взгляд, должен был поступать всякий честный человек, а тем более аналитик и публицист, который, по определению (мне очень нравится эта формула), не имеет права быть преднамеренным лукавцем.

Своеобразной реакцией на эту точку зрения можно считать “историософское” изыскание Б.С. Илизарова “Тайная жизнь Сталина” (М., 2003), посвященное истолкованию сталинских пометок на книгах его личной библиотеки. Я бы не упоминал это полное произвольных домыслов, рассчитанное на клубничные вкусы, местами скабрезное сочинение, если бы не обнаружил в нем свое имя. “В 1997 году в России, — сообщает “историософ”, — изданы так называемые 15 и 16 тома (почему не упоминается том 14-й, непонятно. — Р.К. ) под редакцией Р. Косолапова. Но это фальсифицированная версия макетов подлинного 14 и 16 тома сочинений, содержащих материалы военного и послевоенного времени” (С. 171). Имея честь быть не знакомым с Илизаровым, я не могу уразуметь, зачем ему понадобилось бездоказательное, не имеющее фактических оснований утверждение о “фальсификации” и тут же — ни к селу, ни к городу — параллель между “фальсифицированными” томами и действительной фальшивкой “Особого отдела Департамента полиции”, использованной для обвинения Сталина в связях с царской охранкой. Как уже было сказано в предисловии к 14-му тому, я в архиве ИМЛ не работал (См.: С. 5) и в отличие от Илизарова макетов трех томов, которые, по его словам, “не успели выйти в печать до смерти вождя” (а затем были запрещены Хрущевым), не видел. Но никто не запрещал мне скомпоновать книги заново. Это называется не “фальсификацией” (“историософ” тут что-то путает), а инициативой, и я советую г-ну Илизарову не забываться…

В приложении к данному тому помещены два очерка В.Д. Мочалова (см. биографическую справку о нем: Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 236–237) о встречах Сталина с первыми составителями Собрания его сочинений и биографий Ленина и Сталина, состоявшихся в Кремле в декабре 1945 года и декабре 1946-го. Обнаружение этой рукописи, более полувека пролежавшей среди бумаг Василия Дмитриевича, — редкая удача, выпавшая на мою долю в мае 1998 года благодаря доброму содействию дочери ученого, Елены Васильевны Мочаловой. Выразительные сами по себе, эти фрагменты живого общения безусловно добросовестного, убежденного и заинтересованного наблюдателя примечательны еще и потому, что они отражают личные пожелания Сталина насчет настоящего издания. Так, Сталин был против включения в тома многих принадлежащих ему работ, не говоря уже о текущих деловых текстах. Когда ему напоминали о том, что иначе поступают в отношении Ленина, стремясь собрать и донести до общественности буквально все его письменное наследие, Сталин отвечал очень просто и емко: “То Ленин, а то я”.

Об этом необходимо заявить потому, что предлагаемый вниманию читателя 17-й том Сочинений Сталина не только не соблюдает указанный подход, а напротив, прямо его нарушает. Ниагара передержек и клеветы, обрушенная на эту историческую личность спустя всего три года после ее кончины и низвергавшаяся около 40 лет и людьми “партии Ленина — Сталина” и ее противниками, а самое главное — длительный отказ от попыток (или их недопущение) разобраться, где тут истина, а где ложь, явились выразительной составной частью демонтажа социалистического строя в Советском Союзе — России и других странах. Мещанство, отечественное (в первую очередь “партийное”) и мировое (а этому большей подмоги и не требовалось), в своей пошлой, растлевающе-разрушительной неистощимости превзошло само себя. Ради превращения революции и эволюции в инволюцию и регресс оно постаралось вовсю. Было наивно уже в середине 50-х годов рассчитывать, что облыжный погром Сталина, сталинцев и их времени, прикрываемый именем Ленина, пощадит в последующем Ленина — Маркса и не потянется дальше, к дискредитации всего революционно-освободительного, лево-демократического процесса до бабувистов и якобинцев, до бездоказательного отвержения научной политической экономии и научного социализма, философии диалектического материализма и свободомыслия вообще.

Теперь, когда налицо чудовищные результаты этой хорошо скоординированной и оснащенной, рассчитанной на продолжительность жизни двух поколений, контрреволюционной кампании, понятна как сила инерционного сопротивления частной собственности, опирающейся на своих традиционно вернейших союзников — невежество, суеверие и корысть, так и неотложная необходимость взглянуть на объект иначе. В противовес наветам на все связанное со Сталиным — от его “безграмотного” почерка до якобы симпатий к уголовному миру, от приписываемого ему безграничного властолюбия до скрытой религиозности и т. д. и т. п. — понадобились подробности . И их найдет в настоящем томе читатель.

Мочаловская запись бесед со Сталиным, между прочим, ценна тем, что она демонстрирует его авторскую щепетильность. В отличие от многих позднейших “вождей” — от Хрущева до Зюганова — он органически не мог приписать себе чьи-то чужие тексты. В противоположность этой истине Илизаров пишет о том, что “среди оставленных Сталиным за собой статей и заметок есть такие, принадлежность которых перу Кобы у меня вызывает сомнение. Если учесть, что большая часть из них не имеет подлинников или других достоверных атрибутов, это позволяет поставить вопрос о возможной фальсификации части ранних статей и писем и о присвоении чужого авторства” (Тайная жизнь Сталина. С. 227).