Иосиф Сталин - Том 18

Подмываемый молодым задором, 10 апреля 1948 года я выступил на семинаре лекторов обкомов и горкомов ВКП(б) в зале Политехнического музея с лекцией на тему «Спорные вопросы современного дарвинизма», в ходе которой, в частности, сказал следующее: «Неверно, будто у нас идет борьба между двумя биологическими школами, из которых одна представляет точку зрения советского, а другая — буржуазного дарвинизма. Я думаю, следует отвергнуть такое противопоставление, так как спор идет между научными школами внутри советской биологической науки, и ни одну из спорящих школ нельзя называть буржуазной.

Неверно, будто у нас в советской биологической науке борются и противостоят друг другу две школы. Обычно говорят — школа Лысенко и школа противников Лысенко. Это не точно. У нас имеется ряд различных школ и направлений, которые солидаризируются в одних вопросах и расходятся в других. И в данном конкретном случае разделить всех советских биологов на два лагеря невозможно. Тот, кто пытается это делать, преследует скорее узкогрупповые, нежели научные интересы и прегрешает против истины».

Эта лекция имела последствия для лектора самые неожиданные.

В июне того же года на заседании Политбюро, где присутствовал и приглашенный Ю.А. Жданов, произошло следующее.

Рассматривался вопрос о присуждении ежегодных сталинских премий. С докладом выступал Д.Т. Шепилов, непосредственный начальник Жданова. «Когда доклад подошел к концу, Сталин встал и глухим голосом неожиданно сказал:

— Здесь один товарищ выступил с лекцией против Лысенко. Он от него не оставил камня на камне. ЦК не может согласиться с такой позицией. Это ошибочное выступление носит правый, примиренческий характер в пользу формальных генетиков.

Я попытался объясниться, — пишет далее Ю.А. Жданов, — и сказал, что излагал лишь свою личную точку зрения в науке, но не позицию ЦК.

Ответ:

— ЦК может иметь в вопросах науки свою позицию. Что будем делать? Какова позиция Управления пропаганды в этом деле?

Шепилов: Мы недоглядели, товарищ Сталин.

Сталин: Надо обменяться» (Там же. С. 256–257).

Ждановым было написано объяснительное письмо на имя Сталина, в котором, тем не менее, повторены критические замечания в адрес Лысенко, вновь сказано о практических достижениях современных генетиков. «И не уступил в самом главном: не согласился, что морганисты-менделисты — люди купленные, не скатился к вульгарно-социологической точке зрения, будто имеются две биологии: буржуазная и социалистическая. Не уступил оценке генетиков, высказанной в беседе в Сочи» (Там же. С. 257).

Спустя месяц, 23 июля того же года в преддверии сессии ВАСХНИЛ (31 июля — 7 августа) академик Т.Д. Лысенко обратился к Сталину с просьбой «просмотреть написанный мною доклад «О положении в советской биологической науке»». «Я старался как можно лучше с научной стороны, правдиво изложить состояние вопроса. — писал Лысенко. — Доклад т. Юрия Жданова формально я обошел, но фактическое содержание моего доклада во многом является ответом на его неправильное выступление, ставшее довольно широко известным…»

Сталин на просьбу академика откликнулся. Рукопись доклада испещрена его правками. В одном месте он высмеивает положение «любая наука — классовая»: «ХА-ХА-ХА… А математика? А дарвинизм». В другом месте на полях замечает: «А недостатки дарвиновской теории?» В раздел, содержащий критику неодарвинизма, Сталиным был вставлен целый абзац:

«Во-первых, известные положения ламаркизма, которыми признается активная роль условий внешней среды в формировании живого тела и наследственность приобретенных свойств, в противоположность метафизике неодарвинизма (вейсманизма) — отнюдь не порочны, а, наоборот, совершенно верны и вполне научны.

Во-вторых, мичуринское направление отнюдь нельзя назвать неоламаркистским… [оно] являет собой творческий советский дарвинизм… отвергающий ошибки того и другого и свободный от ошибок теории Дарвина в части, касающейся принятой Дарвиным схемы Мальтуса.

Нельзя отрицать того, что в споре, разгоревшемся в начале XX века между вейсманистами и ламаркистами, последние были ближе к истине, ибо они отстаивали интересы науки, тогда как вейсманисты ударились в мистику и порывали с наукой» (Цит. по: Известия ЦК КПСС . 1991. № 7. С. 120–121).

Очевидно, для Сталина имело непреходящее значение развитие собственно советской науки. Мы только-только стали догонять высокоразвитые страны по уровню и культуре производства. На очереди была настоятельная необходимость совершения качественных научных скачков, и не только в биологии; в противном случае, особенно в условиях все усиливающейся политической изоляции, о построении социализма в ближайшие десятилетия говорить не приходилось. Этим объясняется так раздражающее многих тесное переплетение у Сталина подхода научного и подхода идеологического.

Было бы глупо изображать Сталина этаким политическим цербером, ратующим за абсолютную идеологизацию науки: вспомните его пометки об ее классовой сути. Показательно в этом отношении и его рассуждение о партийности ученых, относящееся к 1951 году. Комментируя большое количество разговоров и писем по поводу партийности в науке (в связи с упомянутой выше августовской 1948 года сессией ВАСХНИЛ), он сказал: «В письмах ставят важные вопросы, которые требуют ясности. Так, товарищи нередко рьяно выступают за партийность: значит, беспартийный — ругательное слово. Беспартийность была таковой, когда беспартийностью прикрывались, уходили от борьбы, маскировали свой отход к буржуазии.

У нас сложились новые отношения между партийными и беспартийными. Среди передовых ученых имеются как члены партии, так и беспартийные. Вспомним Мичурина, Лысенко, Павлова — они все беспартийные. Партийные и беспартийные в равной мере работают на пользу народа.

Можно понимать партийность в широком смысле, как борьбу за материализм, передовое мировоззрение. Но лучше говорить о коммунистической идейности» ( Жданов Ю.А . Взгляд в прошлое. С. 260).

Не вина Сталина, что Лысенко, самобытный ученый-эмпирик, в силу многих причин и личных качеств, оказался не на высоте задач, поставленных перед ним временем. Осознав это, Сталин, для которого интересы дела всегда были выше личных пристрастий, отдает летом 1952 года указание Г.М. Маленкову: ликвидировать монополию Лысенко в биологической науке, создать коллегиальный президиум ВАСХНИЛ, ввести в состав президиума противников Лысенко, в первую очередь Цицина и Жебрака (Там же).

…Наши университеты после революции прошли три периода.

В первый период они играли ту же роль, что и в царское время. Они были основной кузницей кадров. Наряду с ними лишь в очень слабой мере развивались рабфаки.