Мюррей Ротбард - Этика свободы

Смешение двух разных типов действия может привести к путанице. Но не только к путанице, но и к внутренним противоречиям, так как Хайек включает в понятие «принуждение» не только агрессивное физическое насилие, т.е. принуждение к действию или обмену, но также и некоторые формы мирного и добровольного отказа от совершения обмена. Очевидно, что свобода совершения обмена необходимо включает и аналогичную свободу воздержаться от обмена. Однако Хайек подвергает сомнению некоторые формы мирного отказа совершать обмен как «принудительные», таким образом, объединяя их с принудительными обменами. В частности, Хайек утверждает, что

«существуют, несомненно, случаи, когда условия найма на работу создают возможности для настоящего насилия. В периоды сильной безработицы угроза увольнения может быть использована для принуждения к выполнению работ, которые изначально не были предусмотрены контрактом. Или, например, в условиях шахтерского поселка начальник может беспрепятственно и произвольно тиранить сотрудника, к которому питает неприязнь». [5]

Однако, увольнение – это просто отказ капиталиста-работодателя производить дальнейший обмен с одним или более людьми. Работодатель может отказаться от такого обмена по многим причинам, а критерий по-которому Хайек использует термин «произвольный» чисто субъективен. Почему одна причина более «произвольна», чем другая? Если Хайек имеет в виду, что причины, не связанные с максимизацией денежного дохода «произвольны», то он игнорирует понимание Австрийской школой того, что люди, даже в бизнесе, действуют так, чтобы максимизировать свои психологические, а не денежные выигрыши и что такие психологические выигрыши могут включать любые виды ценности, ни один из видов которой не более «произволен», чем другие. Далее, Хайек, похоже, подразумевает, что работники имеют некое «право» на продолжение работы, «право», которое входит в явное противоречие с правом собственности работодателя на его собственные деньги. Хайек признает, что увольнение обычно не является «принуждением»; почему тогда делается исключение для условий «сильной безработицы» (которая в любом случае не является результатом деятельности работодателя) или шахтерского поселка? Повторим, шахтеры добровольно переехали в шахтерский поселок и вольны покинуть его в любой момент.

Хайек совершает аналогичную ошибку, когда обсуждает отказ «монополиста» (единственного владельца ресурса) от обмена. Он признает, что «если … я сильно захочу, чтобы известный художник нарисовал мой портрет, а он потребует очень большую сумму (или откажется вовсе), то будет абсурдом говорить, что я подвергнут принуждению». Однако он применяет понятие принуждения к примеру, в котором монополист владеет единственным источником воды в оазисе. Представьте себе, говорит он, что люди «поселились здесь в предположении, что вода будет всегда доступна по разумной цене», а затем все остальные источники иссякли и у людей не остается иного выбора, кроме того, чтобы «выполнять все требования и прихоти владельца источника только чтобы остаться в живых: это будет очевидный случай принуждения» [6] так как обсуждаемая услуга или благо «критичны для [их] выживания». Но, так как владелец источника не предпринимал агрессивных действий, не отравлял остальные источники, он едва ли является «принуждающим» владельцем; да, он поставляет жизненно необходимый товар и должен иметь право отказаться от обмена или запросить максимальную цену, которую могут заплатить покупатели. Ситуация сложилась неудачно для покупателей, как это бывает и во многих других жизненных ситуациях, но поставщик особенно редкого и жизненно необходимого товара едва ли является «принуждающим» в случаях, если отказывается продавать его или назначает высокую цену, которую готовы платить покупатели. Оба действия находятся в рамках его прав свободного человека и владельца справедливо приобретенной собственности. Владелец оазиса отвечает только за свое существование, действия и собственность; он не несет ответственности за существование пустыни или за тот факт, что остальные источники иссохли. [7]

Давайте рассмотрим другую ситуацию. Представьте, что в городе только один врач и случается эпидемия. Только он может спасти жизни множества сограждан – действие, несомненно, критичное для их выживания. Подвергает ли он их «насилию» если (а) отказывается что-либо делать или покидает город; или (б) назначает очень высокую цену за свои услуги? Безусловно, нет. Ничего несправедливого нет в том, что человек назначает цену за услуги, которую покупатели готовы оплачивать. Он также имеет безусловное право отказаться что-либо делать. Хотя он, возможно, может критиковаться с моральных или эстетических позиций, он, как собственник самого себя имеет все права отказаться лечить или лечить за высокую цену; говорить, что он занимается «принуждением» - значит утверждать, что для пациентов или их представителей не является насилием силовое принуждение врача к лечению: иными словами оправдание его порабощения. Но порабощение или принудительный труд должны быть признаны насилием в любом значении этого термина.

Все это подчеркивает гибельную внутренне противоречивую природу включения чьего-то мирного отказа производить обмен в ту же рубрику «принуждения», что и насильственную деятельность или вынуждение к обмену.

Как я писал в другой своей работе:

«Хорошо известный пример «частного принуждения» это расплывчатое, но зловеще звучащее понятие «экономической власти». Любимая иллюстрация применения такой «власти» это случай с уволенным рабочим. …

Давайте внимательно рассмотрим эту ситуацию. Что конкретно сделал работодатель? Он отказался продолжать обмен, который работник предпочел бы продолжить. Конкретно, А, работодатель, отказался продать некоторую сумму денег работнику Б за его трудовые услуги. Б желает продолжить обмен, А – нет. Такой принцип можно применить ко всем обменам в экономике на всем протяжении ее существования. ...

«Экономическая власть», таким образом, это просто производное от свободы, право отказаться от совершения обмена. Каждый человек обладает этим правом. Каждый человек обладает аналогичным правом совершать только предпочтительные для него обмены.

Теперь должно стать очевидным, что «полуэтатист», который признает негативность насилия, но добавляет, что насилие государства иногда необходимо для противодействия «частному принуждению через применение экономической власти» попадает в ловушку неразрешимого противоречия. А отказывается производить обмен с Б. Что мы должны сказать и что должно делать правительство если Б, размахивая оружием, принуждает А совершить обмен? Это ключевой вопрос. Есть только две позиции, которые мы можем занять по этому вопросу: что Б совершает насилие и должен быть сразу же остановлен, или что действия Б полностью оправданы, так как он «противодействует внутренне присущему насилию» экономической власти, примененной А. Должно ли защитное агентство защищать А, или оно должно осознанно отказаться от этого, возможно помогая Б (или выполняя работу, порученную ему Б). Третьего не дано!