Олег Матвейчев - Уши машут ослом. Сумма политтехнологий

Если Гегель сказал, что сущность стала явлением (то есть явилась полностью, показала себя со всех сторон), то Ницше перевернул это и сказал, что явлениетеперь стало сущностью, теперь мы живем в мире видимости. Реальность умерла. Бог умер. Умерли вещь, прототип, кандидат. Что видится, то и есть. Человек не существует, если его не показывают по телевизору. «Марс» — это не кусок каких-то химических элементов, а «поддержка в течение дня». Именно с этого Ницшенского «Бог мертв» и начался расцвет всех искуссников—гуманитариев, арт-директоров и дизайнеров. Гегель сказал, что искусство умерло. Ницше сказал, что умерло все, кроме искусства. Но искусство (по-гречески — технэ) в сущности и есть техника манипуляции видимостями и «реальностями» (идеальными и материальными) — не самостоятельными по отношению к манипулятору.

«Описываемое мной есть история ближайших двух столетий» — писал Ницше в конце XIX века. Так что мы живем посреди этого ницшеанства. Мы довели его до такой степени, какую сам Ницше и не предполагал. Продолжается гегелевский проект технологического покорения природы, марксовский проект всемирной коммуникации и эмансипации, и техника идет рука об руку с творчеством. «Виртуальный мир» — мир, где реальность полностью замещена и симулирована.

Фильм «Титаник» вобрал в себя все достижения прежнего искусства. Я просто представляю себе как его делали… Тут нет ни одной «идеи», которая не была бы в литературе раньше. И «Титаник» утонул раньше. И «любовь перед смертью» была в прежней белетристике. И «любовь простого парня» и «аристократки» — тема массы пьес. И выигрыш в карты собственной смерти — избитый трюк романтических рованов. И художники-бродяги — герои массы новелл. Искусство состоит теперь не выдумывании нового, а в техникедирижирования старым, в технике маниляции. Так что и Гегель прав, когда говорил, что искусство умерло, и Ницше прав, когда сказал, что умерла реальность. Одна и та же западная традиция, взятая изнутри и снаружи.

Хайдеггер, последний величайший философ, по рангу сопоставимый, а то и превосходящий Гегеля и Ницше, мыслил уже о времени послезавершения процесса «завершения истории». Он будет актуален только через 300 лет, когда закончится вся эта вакханалия реальностей и иллюзий, когда человечество проживет не только виртуальный, симуляционный век, но и исчерпает все их последствия.

Когда «реальности», «кандидата» и «вещи» нет, или, точнее, то, что есть — просто ресурс или «пустое место», которое мы творчески нагружаем всем, чем хотим (так в эпоху, когда «Бог умер», мы помещаем на него и оккультизм, и Будду, и Аллаха, и Аум Синрикё и говорим, мол, «неважно как называться», «все религии правы»), то наша рекламная деятельность не зависит от того, что нам придется рекламировать. Наша реклама в ваших товарах не нуждается! Это и есть технология, которая по определению абсолютна (отрешена) от ситуации, от того, к чему применяется. У всякого рекламного агентства есть в запасе десяток идей, которые применяются к любому продукту, который просят промотировать. У всякого политконсультанта есть в запасе набор имиджей, в которые он одевает любого приведенного к нему политика. И эти одежды и идеи существуют заранее, и никто даже не думает проверять их на совпадение с оригиналом. Этот оригинал никого не интересует. Оригинал умер (говорят постмодернисты). Или в самом деле, рекламисты, выступающие за мораль, изучают в начале каждый товар на предмет его “объективных” качеств? Они же говорят, что им совесть не позволяет делать большую дистанцию между реальностью и имиджем. Ну неужели они провели все опыты и исследования? Неужели они спокойны за каждый рубль клиента, и знают что он заработан честно, с него уплачены все налоги?

На самом деле, скажу по секрету, не стоит и разбираться со всеми этими многочисленными реальностями. В современном мире, мире имиджей, есть единственная реальность – воля . Поэтому за всеми лозунгами всех партий стоит воля сомкнутых рядов, идущих к победе. За всеми имиджами товаров стоит воля к прибыли.

Насколько воля близка к имиджу и программам? Я вижу прямо-таки «космическое» расстояние между «реальностью воли» и ее имиджами.

Почему я все вижу так, а вы по-другому? А еще кто-то по-третьему и по-десятому? И кто из нас прав? И чьясовесть должна быть признана более привилегированной? Чья совесть «объективнее»?

Нет понятия «объективная совесть». Каждый решает сам. Значит, нет и объективного критерия «чистой» и «грязной» рекламы, а потому нельзя непредвзято судить о том, «каково расстояние». Совесть вообще формальная вещь, она состоит в переживании чистого согласия с собой. Но у каждого своя «самость» и значит разное согласие. Разная совесть. Поэтому нет ничего более зыбкого, чем совесть. Нет ничего более ненадежного, чем апелляции к ней. Самая непрочная моралистика держится на апелляции к совести. И если вам хочется быть моралистом, найдите другой, более прочный фундамент. Ибо даже воры и убийцы ссылаются на «совесть». И считают бессовестным весь мир. 90% сидящих в колониях, уверены, что их посадили несправедливо. Их совесть спокойна. И если вы сторонник того, что «совесть — последний судья», то вы сторонник самого жуткого беспредела. Я не видел более совестливых людей, чем отпетые рецидивисты. Я не видел больших морализаторов, чем они.

И, напротив, почти все «интеллигентные» люди (которые по понятиям этих жуликов являются «гнилыми») — большие «подлецы». Всем интересным людям случалось лицемерить, и изворачиваться, и предавать. В противном случае, они не были тем, кто есть — неординарными личностями, а были бы “хорошим парнем и больше ничего”.

Личность, самость всегда постигает себя из своих(а не чужих) возможностей. И осуществляет выбор. Но выбор одной возможности — это всегда не-выбор другой. И этот не-выбор составляет вину,груз прошлого, который несет на себе самость. И чем из более серьезных возможностей человек выбирает (чем более он сам велик), тем больше вины он несет. Вася в магазине выбирает между «Pepsi» и «Coca» и думает, что в этом и есть радость выбора.А президент страны испытывает муки, потому что ему подчас приходиться решать: послать десятки тысяч на смерть, на войну или заключить унизительный мир, за который будут расплачиваться поколения. Что бы он ни выбрал — он будет виноват. Либо перед теми, либо перед другими. Не все готовы взять на себя груз такого рода выборов, поэтому не все — президенты и не все «великие».

Те, кто выдвигается в кандидаты — люди не обычные, не простые. Часто это те, кто прожил достаточно великую жизнь, среди них те, кто сейчас готов нести ответственность и выбирать, а также такие, кто просто дерзает. Все они из той же породы. И значит, у всех у них по определению есть «вина». Не виноват только тот, кто ничего не делает, не решает, не выбирает.