Дмитрий Медведев - Национальные приоритеты

Что касается такого важного национального проекта, как аграрный, то скажу откровенно: мне пока нравится, как развиваются события по этому проекту. Именно в деревне, по моему впечатлению, люди почувствовали, как власть развернулась к ним лицом и пытается решать их огромные проблемы при помощи проектных механизмов. Делаются доступными кредиты, при помощи которых можно развивать кооперацию, закупать сельхозтехнику. Все это явно работает на благо людей и на авторитет власти. Соглашусь, что те немалые деньги, которые выделены на нацпроекты, должны расходоваться прозрачно и экономно. Будет правильным публиковать расходы на нашем сайте. И такие указания даны: с расходами сможет ознакомиться каждый желающий.

– Недавно группа российских главных редакторов побывала в Сочи. Нас знакомили с тем, как город готовится претендовать на зимнюю Олимпиаду-2012. Но вернулись мы с вопросом: власть в столице расценивает эти претензии как серьезные или это только местная инициатива?

– У меня есть уверенность, что это серьезная, продуманная, экономически взвешенная заявка Российской Федерации, имеющая и внутреннее, и внешнее значение. Внутреннее в том, чтобы дать развитие одному из своих регионов. Создать там комплекс спортивных объектов, дать основу такому социальному направлению развития юга России. Есть и внешняя задача: мы хотели бы видеть у себя Олимпиаду, которая всегда праздник. Это возможность не только для демонстрации достижений, но и для получения дополнительных инвестиций. Тут двойной эффект: инвестиционный и социальный. Наши намерения предельно серьезны – будем биться.

Дмитрий Анатольевич, год назад в интервью «Эксперту» вы говорили, что идеология, вокруг которой возможно сплочение элит, – это сохранение эффективного государства в существующих границах. Этот тезис близок к тому, что теперь называется суверенной демократией, или нет?

– В существенной мере именно это и имелось в виду. Сохранение государства в текущих границах, по сути, есть элемент государственного суверенитета. Что же касается самих понятий, то я бы ими не увлекался. Игра в термины – всегда некоторое упрощение. Мне кажется, суверенная демократия – далеко не идеальный термин, впрочем, как и любой другой. Гораздо более правильно говорить о подлинной демократии или просто о демократии при наличии всеобъемлющего государственного суверенитета. Если же к слову «демократия» приставляются какие-то определения, это создает странный привкус. Это наводит на мысль, что все-таки речь идет о какой-то иной, нетрадиционной демократии. И сразу же задается определенный угол зрения, особенно в комментариях некоторых наших партнеров.

Демократия и государственный суверенитет должны быть вместе. Но одно не должно подавлять другое.

– Вы имеете в виду суверенное демократическое государство? И полагаете, что два прилагательных к государству – это перебор?

– Возможно, у меня на это более формальный взгляд, чем у моих коллег. Причина – мое юридическое образование. Меня учили, что есть триада признаков государства: форма государственного устройства, форма правления и политический режим. Это три кита, на которых стоит государство. Но если говорить о политическом режиме, форме государства, форме государственного устройства, то, конечно, демократия – абсолютно фундаментальная вещь. И ее можно противопоставлять только диктаторским и тоталитарным режимам. Что касается суверенитета, то не следует забывать, что он означает верховенство государственной власти внутри страны и ее независимость вне пределов государства. Поэтому, когда говорится о таком признаке государства, как суверенитет, имеются в виду именно эти качественные категории. Они в не меньшей степени важны, чем сама демократия. Но это все-таки понятия, находящиеся в разных плоскостях.

– Но есть страны, которые не являются полностью суверенными, потому что, например, у них нет собственной финансовой системы, хотя, конечно, есть границы и конституция…

– Здесь и находится корень расхождения между вашим пониманием и моим. Для меня «суверенитет» – понятие юридическое, а для вас – элемент экономического устройства страны. Это, на мой взгляд, разные вещи. Я приверженец конструкции реального политического суверенитета, то есть суверенитета государства.

В выражении «суверенная демократия» просматривается еще и калька с английского sovereign democracy. Но для нас эта калька не вполне подходит. Во-первых, у нас разное понимание и правовой системы, и даже некоторых правовых терминов. Во-вторых, в этой конструкции термин sovereign, по-видимому, означает все-таки не «суверенный» в нашем понимании, а «государственный» или «национальный». Из этой конструкции вытекает еще одна интересная вещь, о которой сейчас много говорят, – это идея суверенной экономики.

– То, что обсуждалось недавно на форуме «Деловой России»?

– Этот термин, откровенно говоря, мне нравится еще меньше. Если суверенная демократия – это демократия плюс жесткий государственный суверенитет, то это вполне обоснованно. Но если буквально трактовать термин «суверенная экономика», то это государственная экономика. А ни вы, ни я, ни наши коллеги из «Деловой России» не являемся приверженцами идеи огосударствления экономики, хотя нам периодически это и приписывают. Кроме того, если рассматривать термин «суверенитет» как эквивалент независимости, то возникает вопрос: что такое независимая экономика? Все экономики друг от друга зависимы, они не могут быть полностью независимыми в условиях глобализации. Более того, по ряду параметров мы стремимся к зависимости. Возьмем идею обмена промышленными активами в энергетике, столь популярную в последнее время. Это же прямая зависимость друг от друга. Европейцы нам говорят: вы нас ставите в сложное положение, мы начинаем избыточно зависеть от российских поставок газа. Но если мы осуществляем обмен активами, то тогда и мы попадаем в аналогичную зависимость. И это самая крепкая форма экономического взаимодействия.

– Идея обмена активами – это продолжение той новой концепции энергетической безопасности, которую предлагает Россия миру. Если пытаться формулировать коротко, то это стабильность для потребителей в обмен на стабильность для производителей. Фактически это навязывание западным странам совершенно новых, непривычных для них, взаимозависимых, отношений с энергопроизводящими державами. Насколько европейские страны и США готовы к такой концепции?