Иосиф Сталин - Том 1

“Товарищи! (обращаются они к “большинству”)… Обе стороны (т. е. “большинство” и “меньшинство”) неоднократно выражали свое убеждение в том, что существующие тактические и организационные разногласия не такого характера, чтобы делать невозможной работу в пределах единой партийной организации”, [85]поэтому созовем, дескать, товарищеский суд (в составе Бебеля и других) и уладим наш небольшой спор.

Словом, партийные разногласия — лишь склока, в которой разберется товарищеский суд, а мы, дескать, единое целое.

Но как же так? Нас, “немарксистов”, зовут в партийные организации, мы-де единое целое и тому подобное… Что это значит? Это ведь измена партии с вашей стороны, вожди “меньшинства”! Разве можно “немарксистов” ставить во главе партии? Разве “немарксистам” место в социал-демократической партии? Или, быть может, и вы изменили марксизму и потому переменили фронт?

Но было бы наивно ждать ответа. Дело в том, что у этих замечательных вождей имеется по несколько “принципов” в кармане, и когда какой понадобится, тот они и извлекают. У них, как говорится, семь пятниц на неделе!..

Таковы вожди так называемого “меньшинства”.

Легко себе представить, каким должно быть охвостье таких вождей — тифлисское, так сказать, “меньшинство”… Беда еще в том, что хвост порою не слушается головы и перестает повиноваться. Вот, например, в то время, как вожди “меньшинства” считают возможным примирение и призывают партийных работников к согласию, тифлисское “меньшинстве” и его “Социал-Демократ” продолжают неистовствовать: между “большинством” и “меньшинством”, заявляют они, “борьба не на жизнь, а на смерть”, [86]и мы должны истребить друг друга! Кто в лес, кто по дрова.

“Меньшинство” жалуется на то, что мы их называем оппортунистами (беспринципными). Но как иначе назвать это, как не оппортунизмом, если они отрекаются от своих же слов, если они мечутся из стороны в сторону, если они вечно шатаются и колеблются? Возможно ли, чтобы настоящий социал-демократ то и дело менял свои убеждения? Ведь так часто не меняют и носовых платков.

Наши горе-марксисты упрямо твердят, что “меньшинство” имеет истинно пролетарский характер. Так ли это? А ну, посмотрим.

Каутский говорит, что “пролетарию легче проникнуться партийными принципами, он склонен к принципиальной политике, независимой от настроений минуты, от личных или местных интересов”. [87]

А “меньшинство”? Склонно ли и оно к такой политике, которая не зависит от минутных настроений и прочего? Напротив: оно постоянно колеблется, оно вечно шатается, оно ненавидит твердую принципиальную политику, оно предпочитает беспринципность, оно следует настроениям минуты. Факты нам уже известны.

Каутский говорит, что пролетарий любит партийную дисциплину: “Пролетарий — ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации …” Именно поэтому его не увлекают ни личная выгода, ни личная слава, он “исполняет свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление”. [88]

А “меньшинство”? Так же ли проникнуто оно дисциплиною? Напротив, оно презирает партийную дисциплину и высмеивает ее. [89]Первый пример нарушения партийной дисциплины подали вожди “меньшинства”. Вспомните Аксельрода, Засулич, Старовера, Мартова и других, которые не подчинились решению второго съезда.

“Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом”, — продолжает Каутский. Он с большим трудом подчиняется партийной дисциплине, да и то по принуждению, а не по доброй воле. “Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам… Идеальным образчиком интеллигента, который всецело проникся пролетарским настроением, который… работал на всяком посту, на который его назначали, подчинял себя всецело нашему великому делу и презирал то дряблое хныканье… какое мы слышим часто от интеллигентов… когда им случается остаться в меньшинстве, — идеальным образчиком такого интеллигента… был Либкнехт. Можно назвать здесь также и Маркса, который никогда не протискивался на первое место и образцовым образом подчинялся партийной дисциплине в Интернационале, где он не раз оставался в меньшинстве”. [90]

А “меньшинство”? Сказалось ли у него в чем-либо “пролетарское настроение”? Похоже ли его поведение на поведение Либкнехта и Маркса? Напротив: мы видели, что вожди “меньшинства” не подчинили своего “я” нашему святому делу, мы видели, что именно эти вожди предались “дряблому хныканью, когда остались в меньшинстве” на втором съезде, мы видели, что после съезда именно они плакались из-за “первых мест”, и именно из-за этих мест затеяли партийный раскол…

Это ли ваш “пролетарский характер”, почтенные меньшевики?

Тогда почему же в некоторых городах рабочие на нашей стороне? — спрашивают нас меньшевики.

Да, верно, в некоторых городах рабочие на стороне “меньшинства”, но это ничего не доказывает. Рабочие идут и за ревизионистами (оппортунисты в Германии) в некоторых городах, но это еще не значит, что их позиция пролетарская, это еще не значит, что они не оппортунисты. Однажды и ворона обрела розу, но это еще не значит, что ворона — соловей. Недаром говорится:

Теперь ясно, на какой почве возникли партийные разногласия. Как видно, в нашей партии выявились две тенденции: тенденция пролетарской стойкости и тенденция интеллигентской шаткости . И вот выразителем этой интеллигентской шаткости и является нынешнее меньшинство”. Тифлисский “комитет” и его “Социал-Демократ” — покорные рабы этого “меньшинства”!

В этом все дело.

Правда, наши горе-марксисты часто кричат о том, что они против “интеллигентской психологии”, при этом они пытаются обвинять “большинство” в “интеллигентской шаткости”, но это напоминает случай с вором, укравшим деньги, а потом поднявшим крик: “Держите вора!”.

Кроме того известно: у кого что болит, тот о том и говорит.

Печатается по тексту брошюры, изданной Кавказским союзным комитетом РСДРП в мае 1905 г.

Перевод с грузинского

Революционное движение “в настоящий момент уже привело к необходимости вооруженного восстания”, — эта мысль, высказанная третьим съездом нашей партии, с каждым днем все более и более подтверждается. Пламя революции разгорается все сильнее и сильнее, то здесь, то там вызывая местные восстания. Три дня баррикад и уличных боев в Лодзи, стачка многих десятков тысяч рабочих в Иванове-Вознесенске с неизбежными кровавыми стычками с войсками, восстание в Одессе, “бунт” в Черноморском флоте и либавском флотском экипаже, тифлисская “неделя” — все это предвестники приближающейся грозы. Она надвигается, надвигается неудержимо и не сегодня — завтра разразится над Россией и могучим очистительным потоком снесет все обветшалое, прогнившее, смоет с русского народа его многовековый позор, именуемый самодержавием. Последние судорожные усилия царизма — усиление разных видов репрессий, объявление половины государства на военном положении, умножение виселиц и наряду с этим соблазнительные речи, обращенные к либералам, и лживые обещания реформ — не спасут его от исторической судьбы. Дни самодержавия сочтены, гроза неизбежна. Уже зарождается новый строй, приветствуемый всем народом, который ждет от него обновления и возрождения.